Грудь Розалии колыхалась от волнения.

— Да, да, господин Жиго! Вы совершенно правы, будет четверная цена. А если слух о том, что хозяйка паноптикума показывает своего воскового мужа, разойдется так широко, что дойдет до газет, так ведь я могу заработать на этом целое состояние… Тащите же его скорее, берите под мышку и несите в зал… Мы сейчас же поставим его там, мой бесценный Жиго… Спешите же, Марци… О Марци, Марци!

Все пошло как по-писаному. Толпа валом повалила: здесь были владельцы соседних балаганов и весь персонал каруселей, посетители парка, великаны и лилипуты, артисты и циркачи, официанты ближайших ресторанов. В одной из газет появилась статья под заглавием: «Чуткая вдова», и тут уж началось такое, что госпожа Розалия не смогла управляться одна. Первый раз за тридцать лет, что Жиго работал у нее, она доверила ему кассу, но далеко не отходила, а стояла у двери, отвечая направо и налево на приветствия знакомых, и все время поглядывала на Жиго, не стащит ли он случайно хоть бы один филлер.

— Даже с того света дорогой мой супруг помогает нам зарабатывать деньги, — говорила она по временам Жиго, наклонясь к окошечку кассы, но тот ничего не отвечал, а все разглаживал десяти- и двадцатипенгёвые бумажки да складывал мелочь столбиками.

Одним словом, покойник давал прекрасный доход. Однажды вечером, после закрытия паноптикума, госпожа Розалия сидела за плетеным столиком в саду, пересчитывала деньги, ловко заворачивая столбики монет в бумагу. Жиго раскачивался на стуле, праздно опустив руки на колени, и вдруг сказал:

— Вот это я понимаю, хозяин! Настоящий хозяин! Даже после смерти он прекрасно руководит фирмой.

По лицу Розалии разлилась счастливая улыбка, слегка затуманенная облаком озабоченности.

— Не хвалите солнце, когда оно уже заходит, — бросила она ему. — Наш покойник уже теряет свою силу… Понимаете, Жиго? Посетителей меньше стало.

В последующие вечера кассовый баланс явно свидетельствовал о постепенном снижении притягательности покойного Шрамма. И однажды, во вторник, Розалия, закрыв глаза, сказала Жиго:

— Идем ко дну, Жиго!

В среду она подошла к восковому супругу, молча постояла перед ним, а потом бросила ему прямо в лицо:

— Ну? Что будем делать с тобой, Бодог? Капут?!

В воскресенье дела шли несколько лучше, что было вполне естественно и не возбудило слишком больших надежд у Розалии, а в понедельник… В понедельник хозяйка сказала сердито:

— Уважаемый покойник сегодня не заработал ни гроша. Если так пойдет и дальше, то я совсем не уверена в его будущем.

Последующие дни были днями агонии перед вторичной кончиной покойного Шрамма. А тут еще прибавились нападки печати: прочитав в газете статью под заглавием «Восковой труп в роли новогоднего поросенка»[26], госпожа Розалия почувствовала, что вся кровь бросилась ей в лицо, — а крови у нее было много и очень красной. Соседи тоже начали возмущаться, критикуя поступок Розалии (поговаривали об оскорблении памяти усопшего), а между тем некоторые из них уже по два раза ходили смотреть воскового Шрамма. Таким образом, дело шло к тому, что Бодог должен был ретироваться в кладовую, где хранились вышедшие из моды убийцы, императоры со сломанными ногами, разоблаченные фашистские диктаторы, позабытые государственные деятели и прочий хлам.