— Любой ублюдок может трусливо уйти от ответа, скрывшись за пустословием.
— Вы сказали достаточно, сэр, — сказал Стивен, вставая. — Даже слишком. Вы должны взять свои слова назад.
— Я ничего не возьму назад, — закричал Джек; он был очень бледен. — И ещё добавлю, что, когда человек возвращается из отпуска загорелый, как гибралтарский еврей, и говорит, какая была чудесная погода в Ирландии — он лжёт. Я буду на этом настаивать, и я с превеликой охотой дам вам любое удовлетворение, какого вы только пожелаете!
— Как странно, — тихо сказал Стивен, — что наше знакомство началось с вызова, и вызовом и закончилось.
— Дандас, — говорил он в маленькой комнатке «Розы и короны», — как любезно с вашей стороны, что вы так скоро пришли. К сожалению, должен вас просить быть моим секундантом. Я попытался провести в жизнь ваш превосходный план, но не справился и не преуспел. Я должен был понять, в каком он состоянии — несчастная страсть — но я не ко времени продолжил разговор, и он назвал меня трусом и лжецом.
На лице Дандаса отобразился ужас.
— О, как это скверно, — вскричал он. — О Боже. — Долгое, невесёлое молчание. — Об извинениях, должно быть, речи не идёт?
— Никоим образом. Одно слово он взял назад… «Капитан Обри передаёт поклон доктору Мэтьюрину и желает довести до его сведения, что вчера вечером у него вырвалось некое выражение общего свойства, имеющее отношение к рождению, которое можно было бы принять на личный счёт. Ничего подобного не подразумевалось, и капитан Обри берёт это слово назад и в то же время сожалеет, что употребил его в горячке момента. Остальные же свои замечания он оставляет, как есть». Но беспричинное обвинение во лжи остаётся. Это непросто переварить.
— Конечно. Вот же несчастье. Нам как-то придётся устроить это между выходами в море. Я чувствую себя ужасно виноватым. Мэтьюрин, вы когда-нибудь дрались на дуэли? Я никогда себе не прощу, если с вами что-нибудь случится. Джек опытный боец.
— Я могу за себя постоять.
— Ну, — сказал Дандас, с сомнением глядя на него. — Я должен немедленно отправиться к нему. О, какое это всё-таки несчастье. Это может затянуться, если мы не устроим всё сегодня же вечером. Чёрт-те что у нас на флоте — армейцы всегда могут всё устроить сразу, а у нас… я знаю одно такое дело, что оставалось в подвешенном состоянии месяца три, даже больше.
Этим вечером им ничего не удалось устроить, поскольку «Поликресту» было приказано выйти в море с вечерним отливом. Он направился на юго-запад вместе с парой грузовых кораблей, неся на борту нечто большее, чем обычный для него груз недовольства.