Гор встал, показывая этим, что разговор окончен. Ему надоело смотреть на поникшую голову Серегина. Но чтобы окончательно, как ему казалось, добить Серегина, чтобы пресечь его дальнейшие попытки влияния на сознание сборщиков, он строго сказал:

— На заводе идет коренная перестройка механизма хозяйствования, а ты отвлекаешь молодежь на какие-то мелкие неурядицы… Сейчас некогда, но в начале марта придется мне собрать партком по браку восьми балок… Не могу я спустить это дело на тормозах. Не могу, как коммунист! — с нажимом выдохнул он парторгу. И, провожая Серегина под руку до двери, тихо добавил: — Потолкуй по-доброму с Гришанковым. Пусть на парткоме он перекинет часть вины за брак и на начальника смены. Пусть он молчит о сумме брака.

Придя домой, Серегин сразу разделся и лег в кровать: перед глазами снова возник тот давний декабрьский день, когда в «аквариум» залетел Тароянц и грубо наорал на него.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Не имея опыта руководящей работы в производственном коллективе, Игорь, словно в потемках, блуждал в поисках контакта с Олегом, с Измайловым, со Штеменко. Всю первую декаду февраля в бригаде стоял сплошной крик — мало заплатили за январь. В придачу к бригадным неурядицам ему как члену комсомольского комитета завода приходилось то и дело бегать по механическим цехам — помогать комсоргам в организации комсомольско-молодежных бригад, становящихся на рельсы нового экономического направления. Наконец, у него дошли руки и до чугунолитейного цеха, в который его просил сходить Сидорин.

Игорь отправился туда в обеденный перерыв: ничего не сказал бригаде — оттолкнул стоящего на пути Измайлова и побежал.

В чугунолитейном, у первой же плавильной печи Игорь наткнулся на трех формовщиков, сидящих на ящиках: они играли в карты на деньги. Окинув взглядом обеденную пустоту участка, Игорь спросил, где найти Данила Зеленцова, комсорга. Один из картежников — с пыльной, свисающей на глаза челкой, — увидев на солдатской гимнастерке Игоря комсомольский значок, с веселой ехидцей бросил приятелям:

— Еще один пионер в нашем раю объявился… Федун, ты гривенник в банк не доложил!

Лет восемнадцати паренек со вздохом бросил монету в горку мелочи. Третий картежник — с белым, как мел, потным лицом — судорожно тряс картой — нетерпеливо ждал своей очереди идти на банк. Подошли еще четверо парней — эти были не в робах формовщиков, а в спецовках рабочих механообрабатывающих специальностей. Один из них — высокий, вальяжный — развязно спросил банкомета:

— Колян, подкинешь картишку?