Людовик XVIII сочинял в это время шутливые стишки, а граф Артур ухаживал за англичанками.

* * *

В то самое время, когда женщинам отдан был приказ к выезду, высокий, бодрый старик направился к одному из ветхих домов Савенейского предместья.

В холодной, сырой комнате этой полуразвалины отдыхала на соломе шестнадцатилетняя девушка такой ослепительной красоты, что ни усталость, ни лишения не могли оставить на ней свой след.

Старик с минуту любовался бедным созданием, задремавшим от истощения на этом жестком ложе. Слезы блеснули в его глазах при мысли о том, что он дает последний поцелуй этому дорогому ребенку, который скоро останется без покровителя, в нищете.

– Господь поможет! – медленно прошептал он.

И, склонясь над молодой девушкой, он поцеловал ее в лоб. Эта ласка разбудила спящую, и она тотчас улыбнулась старику.

– Разве мы отправляемся в поход, дедушка? – спросила она ласковым голосом.

Уже месяц при войске, девушка привыкла в часы между двух сражений или двух походов к короткому сну, вдруг прерываемому призывом к отъезду.

– Да, дитя мое, – отвечал тот, кого она только что назвала дедушкой.

– Ну, так едем! – вскричала она, поднимаясь на соломенной подстилке.

Встав на ноги, она обвила обеими руками шею старика и запечатлела долгий, нежный поцелуй на широком лбу, обрамленном седыми волосами.

– Вот, дедушка, – весело сказала она, – вот награда, которую я в душе обещала вам.

Несмотря на горе, сжимавшее его сердце, дед храбро улыбнулся.

– Что же я сделал, чтоб заслужить эту награду, моя дорогая Леночка?

– В последнем походе вы были очень благоразумны. Вы не слишком много стонали и охали над несчастьем одной знакомой мне девицы.

– Виноват ли я, дитя мое, что, видя твое изнеможение от голода, холода и усталости, я не могу не проклинать эту ужасную войну, которая отняла у нас убежище, а у тебя, дорогая моя, – отца, и оставила тебе единственным защитником старика, да и тому не сегодня, так завтра пуля может закрыть глаза навеки.

– О! Дедушка! Вы заставите меня сожалеть, что я вам слишком рано дала награду, – сказала девушка лукавым тоном, грозя пальчиком.

– Отчего?

– Как же вы смеете сомневаться в мужестве дочери и внучки Валеранов, которые славятся во всей вандейской армии своей храбростью? Пусть-ка подождут, чтоб я задрожала с таким именем.