– Постараюсь, Трофим Степанович! – весело ответил

Сережа.

Пожимая руку Березкину, который сменил теперь за баранкой партизана, Карягин бросил:

– Ты жми, браток! А то как бы нам вместо вас не пришлось встречать самолет. Нам все одно через ту поляну ехать… Да и ребят надо прихватить…

И Трофим Степанович тоже растаял в темноте. Машина вновь тронулась. Мы приближались к Ловлино. В кузове теперь тряслись лишь я, Таня и Логачев. На всякий случай мы приготовили две гранаты и, держа в руках автоматы, всматривались вперед.

Деревня, тянувшаяся в одну улицу, казалась вымершей.

Мы не заметили ни единого живого существа, ни намека на огонек.

– Полицейское время, – сказал мне Логачев.

Я усмехнулся и заметил:

– Только полицейских самих не видно…

– Их счастье!

Мы благополучно миновали половину деревни и круто, под острым углом, свернули налево, на лесную дорогу.

Машина поубавила ход и поползла по мягкому грунту. Ее швыряло из стороны в сторону, подбрасывало на пнях и корневищах. Мы прыгали в кузове, точно мячи, а когда нас стали безжалостно хлестать ветки, то сели и ухватились друг за друга.

Я надеялся на машине проехать хотя бы до поворота на поляну, но машина вдруг остановилась.

Я вскочил и при свете фар увидел обломки моста через проток – тот самый проток, который выходил из знакомого нам озера. Здесь он был значительно шире, с крутым правым берегом. О переправе нечего было и думать.

– Шабаш! – сказал Фома Филимонович, вылезая из кабины.

– Слезай! – приказал я и первым выпрыгнул на землю. –

Давайте мешки!

Их оказалось четыре, и все набитые доверху.

– Здесь глубоко?.. – спросил я, подходя к краю протока.