В шести местах взметнулось пламя, такое яркое, что поляна сразу приобрела фантастический вид.

И в этом тоже сказался сметливый ум Миши Березкина.

Он еще в то утро, когда мы покидали поляну, припрятал две бутылки с жидкостью «КС» и не сказал об этом никому ни слова. А сегодня, вернее – несколько минут назад, вручил мне их и сказал:

– Не ругайтесь, Кондратий Филиппович… Так будет лучше. Без них мы обошлись, а случись дождь – могли бы запоздать с сигналами.

Костры пылали, высоко выбрасывая белые языки пламени. Я пустил белую, а вслед за ней и красную ракету.

Рокот моторов приближался, потом ослаб. Самолет мягко опустился на поляну, побежал по травяному ковру и остановился, урча приглушенными моторами. Все опрометью бросились к нему.

Кто-то выпрыгнул из открывшейся дверцы самолета, не ожидая, пока спустят лесенку. Я подбежал. Это был майор

Петрунин.

– Кондратий Филиппович! Старина! – И он обнял меня.

– Как дела? Говори скорее!

– Все в порядке!

– Провели?

– Сделали все, что можно было сделать, и немножко больше.

– Даже?

– Честно.

– Гасите костры! – крикнул Петрунин.

Ребята мгновенно забросали костры приготовленной землей, и они погасли. Сразу стало темно. По поляне потек едкий белый дым.

Потом из самолета вылез лейтенант Костя Воронков, и мы обнялись.

– А это что за народ? – спросил меня шепотом Петрунин.

– Партизаны! Они нас крепко выручили!