— А палатка? — воскликнул он. — Где наша палатка?

Действительно, хотя они отошли недалеко от места привала, но скитались туда и сюда, прежде чем носильщик нашел правильное направление, и палатка, припасы и все остальное имущество погибли так же безвозвратно, как если бы были брошены в волны океана.

Отойти от какого-либо предмета, хотя бы на сто шагов, в этом ужасном лесу значило потерять его. Даже сборщики каучука, которые чувствуют себя в лесу, как дома, и те вынуждены делать зарубки на стволах, ломать кусты и связывать между собой лианы, чтобы разбираться в этих густых дебрях.

— Верно, — усталым голосом подтвердил Берселиус. — Мы потеряли даже это.

— Нужды нет, — ответил Адамс, — зато мы приобрели проводника. Мужайтесь, этот человек приведет нас в форт М’Бассу, и там вы опять найдете дорогу.

— Вы уверены? — тихо спросил Берселиус с оттенком надежды.

— Уверен ли? Несомненно. Вы забыли форт М’Бассу. Ну-с, когда вы увидите его, вы его вспомните, и это вас приведет прямо домой. Бодритесь, тут к вашим услугам костер и шалаш; вы выспитесь, а рано утром отправимся с новыми силами в путь, и это черномазое отродье Сатаны приведет вас прямым путем к верной дороге и вашей памяти. Правда ведь, а, дядя Джо?

Он похлопал сборщика по плечу, и на удрученной физиономии последнего показалось подобие улыбки; никогда еще ему не попадался белый человек такого склада. Затем Адамс ревностно принялся за дело: набросал хвороста в огонь, уложил Берселиуса под кровом жалкого шалаша, а сам уселся поближе к костру и достал трубку с тем, чтобы покурить напоследок, прикончив остаток табака в один присест.

Об сборщика каучука, последнего и смиреннейшего из сынов земли, они получили тепло и приют; пришлось обратиться к нему и за пищей. На следующее утро они позавтракали его маниоковыми лепешками и водой из тыквенной бутылки, после чего двинулись в путь по указаниям туземца, который вел их в густой чаще с такой же уверенностью, как если бы шел по проторенной дороге. Покидать свой пост было для него ужасно, но белые люди были из М’Бассы и желали возвратиться туда. М’Басса была исходным центром его труда и грозной Меккой его страхов. И если белые люди пришли оттуда или идут туда, им полагается повиноваться беспрекословно.

Большой охотничьей экспедиции пришел конец. Пустыня постепенно отняла у Берселиуса все, что он имел, за исключением того платья, что было на нем, его спутника и двух носильщиков. Ружья, снаряжение, палатки, съестные припасы, заппо-зап, целый отряд людей, подчиненных этому свирепому начальнику, — все «пошло к черту». Он был по колено в грязи, одежда его изорвалась, рукава были облеплены илом трясины, в которую он упал, споткнувшись на пути; лицо его было бледно и грязно, как у уличного бродяги, волосы поседели и потускнели, но глаза его блестели и на душе было легко. В М’Бассе его снова выведут на дорогу, единую дорогу к тому, чего он так жаждал, — к нему самому.