Светлый фон

Хуткий привел в свой отряд трех пленных бандитов. Двоих на следующий день отпустили, взяв с них слово, что они не будут служить «овчарками» и покинут банду. Третий «круковец» решил остаться у партизан. Его определили «кашеваром» на «чертову кухню» — так партизаны называли овраг, в котором вытапливали тротил из авиабомб и снарядов…

Андрей Стоколос смочил трофейным одеколоном царапины на щеке и подбородке, повернулся к Гавриле.

— Так, говорите, вблизи станции «сечевиков» Крука уже нет? Подействовал «ультиматум»?

Хуткий вдруг поднялся, сказал тревожным голосом:

— А вон и наши! Двое несут кого-то на носилках из плащ-палатки. Третий поддерживает раненого. А где же остальные? Неужели погибли?

Сердце у Андрея сжалось. Он встал. Покачнулся. Его поддержал за плечо Хуткий, горестно произнес:

— Видно, где-то их перестреляли немцы по ту сторону железной дороги. Война…

9

9

9

Наконец-то распогодилось. Северо-восточный ветер разогнал тучи, низко висевшие над лесом, и обозники увидели долгожданное солнце.

— Аллах! И ты тоже, Исус! Зачем вы там сидите на небесах, если собака Перелетный остается жить, а тетки Софии, нашей Тани, моего побратима Устина Гутыри уже нет в живых? Какая же это справедливость на свете? — тихо произнес Шмиль, обращаясь к своим друзьям Стоколосу и Живице.

Те в ответ промолчали.

Обоз выбрался на финишную прямую. А через три часа дозорные конники и пехотинцы остановились вблизи лагеря генерала Василия Андреевича.

Вперед пошли Стоколос, Микольский и Хуткий с группой автоматчиков. Хотя еще вчера Андрей знал из радиограммы из штаба генерала Шаблия, в каком урочище находятся партизаны Василия Андреевича, все же шли они, держа оружие наготове.

Наконец послышалось:

— Пароль!

Микольский узнал голос партизана из своего отряда. Крикнул:

— Андровский!

Тот подбежал, обрадованный неожиданной встречей. Пояснил Микольскому: