— Наш отряд прикрывает областной штаб с запада. Швабы каждый день сюда лезут, а боеприпасов — кот наплакал! Сегодня пароль: «Киев» — «Курок»!

— Чтоб было на что спускать курок, мы привезли вам десятки тысяч патронов, — весело сказал, вмешавшись в разговор поляков, Андрей. — Куда направлять наш обоз?

— Вот это да! — развел руками часовой. — Прямо дар божий!

Партизаны, охранявшие штаб, радисты, врачи, бойцы роты управления выбежали из землянок, блиндажей, стали допытываться:

— А соль привезли?..

— А патрончиков к автоматам?..

— А табак есть?..

Минеры-подрывники начали обниматься. Теперь они снова станут в своих отрядах бойцами передовой линии партизанского фронта, как назвал их еще летом генерал Шаблий.

— Тол есть?..

— Мины «МЗД-5» есть?..

— А «маломагнитные» мины?..

— А письма из штаба привезли?..

— Кое-кому и письма есть, — сказал Терентий Живица. — Станцуйте, отдадим…

Заходящее солнце, скрытое деревьями, едва освещало партизанский лагерь последними лучами. В тот вечер оно не просто заходило на ночь. Взойдет оно уже в новом, 1944 году.

Хотя смерть Гутыри, Веремея и еще двадцати бойцов, погибших во время перехода из Овруча, угнетала людей, все же в лагере царило оживление. Расспросы, объятия, возбужденные голоса.

Из командирской землянки вышел Василий Андреевич. Полы фуфайки расстегнуты, на ремне — пистолет ТТ. На генеральском кителе золотисто поблескивали пуговицы. Фуражка надета немного набекрень. Из-под козырька выбивалась прядь русого чуба.

Генерал-майор внимательно осмотрел прибывших, кого-то выискивая. Наконец его чисто выбритое, без единой морщинки лицо оживилось.

— Микольский? До Москвы на самолете, а из Киева? На сером коне?

Микольский уловил в голосе командира тревогу, насторожился.

— Василий Андреевич… Что нибудь случилось с моей Галей? Да?