– Но теперь совершенно другая ситуация. Почти все члены профсоюзов из тех, что помоложе, – опытные и бывалые солдаты. В прошлую субботу у стен Дома профсоюзов в Фордсбурге отряд в пятьсот человек провел военный смотр.

Он повернулся к хозяйке дома с неотразимой шаловливой улыбкой:

– Дорогая Руфь, простите мне дурные манеры. Мне очень жаль, что этот разговор мешает нам наслаждаться вашими вкусными блюдами.

Стол был накрыт на ярко-зеленой лужайке в тени дубов; глядя на них, Руфь всегда думала: «Ну прямо как в Англии». Да и сам дом – внушительных размеров, в английском георгианском стиле – не походил на легкомысленный, похожий на сказочный замок дом в Эмойени; иллюзию старой Англии нарушали только вздымающиеся к небу скалы серого камня на заднем плане. Суровость крутых склонов Столовой горы смягчалась порослью сосенок, лепящихся в поисках опоры к каждому уступу, к каждой ямке, где есть хоть немного земли.

Руфь улыбнулась в ответ:

– В этом доме, генерал, вам позволено делать все, что угодно.

– Благодарю вас, дорогая.

Он снова повернулся к слушателям, и улыбка на его лице погасла, веселенькие искорки в глазах сменились стальным воинственным блеском.

– Они желают драться, джентльмены, и нам грозит серьезная проверка нашей решимости и силы.

Перехватив взгляд Марка, сидящего на другом конце стола, Руфь незаметно кивнула ему. Он встал и снова наполнил бокалы прохладным сухим вином, белым с зеленоватым оттенком, искристым и освежающим. Двигаясь вдоль стола и останавливаясь возле каждого гостя – трех членов кабинета министров, приехавшего в гости британского графа и секретаря Горнорудной палаты, – он внимательно слушал разговор.

– Нам остается надеяться, что вы слишком преувеличиваете угрозу, господин премьер-министр, – угрюмо вставил Шон Кортни. – Ведь у них в руках палки вместо винтовок, а в бой они поскачут верхом на велосипедах…

Все рассмеялись. А Марк вдруг остановился за спиной Шона, совершенно позабыв, что в руке у него бутылка. Он-то прекрасно помнил о подвалах Дома профсоюзов в Фордсбурге, о стеллажах с современными винтовками, помнил и лоснящуюся смазкой снайперскую винтовку, оставленную специально для него, и зловеще присевший на лапы пулемет Виккерса. Вернувшись в настоящее, он снова прислушался к разговору.

Шон Кортни уверял собравшихся, что вооруженное сопротивление со стороны профсоюза маловероятно, если вообще возможно, а в случае наихудшего сценария армия всегда готова выступить немедленно.

Рядом с кабинетом генерала у Марка имелась своя небольшая рабочая комнатка. Когда-то здесь располагалась бельевая, и в ней вполне хватало места, чтобы поставить рабочий стол и несколько стеллажей для папок. Генерал приказал пробить в одной стенке большое окно, чтобы обеспечить достаточное количество света и воздуха. И вот сейчас Марк сидел за столом, водрузив на него скрещенные ноги, и задумчиво смотрел в окно. Перед ним открывался вид на открытые лужайки, а за дубами виднелся поворот Родс-авеню, названной в честь старого авантюриста-астматика, который прибрал к рукам громадную территорию, целую империю по площади и запасам алмазов, а затем занимал должность премьер-министра при первом парламенте Кейпа, пока не задохнулся от слабых легких и нечистой совести. Дом в Кейптауне, принадлежащий семейству Кортни и названный Сомерсет-лодж, в честь губернатора, правившего в XIX веке, лорда Чарльза Сомерсета[25], а также огромные дома на противоположной стороне Родс-авеню – Ньюлендс-хаус, Хиддинг-хаус – увековечивали старую традицию архитектуры. Каждое из этих зданий, выполненных в изящном колониальном стиле, окружали просторные участки земли.