Не сводя восхищенного взгляда с картины, он размышлял, как ей удалось преобразить, облагородить реальность, ухватить самую ее суть и превратить в исполненное глубочайшего смысла событие.

Марк удивлялся способности даже неискушенного человека всегда видеть истинный талант – так, например, тот, кто никогда прежде не видел фехтовального поединка, после первого же обмена ударами распознает выдающегося фехтовальщика; он сам совершенно не разбирался в живописи, но до глубины души оказался тронут, когда на холсте перед ним открылась истинная красота.

За спиной Марка клацнула щеколда, и он круто развернулся. В студию вошла Сторма. Девушка заметила его не сразу. А увидев, резко остановилась с изменившимся лицом. Она замерла на месте.

– Что вы здесь делаете? – глухо спросила Сторма.

Ответить ему было нечего, но состояние, которое он пережил, глядя на картину, все еще сохранялось в его душе.

– Думаю, когда-нибудь вы станете большим художником, – сказал он.

Она молчала: неожиданный комплимент, да еще такой искренний, застал ее врасплох. Она невольно посмотрела на картину. Враждебность и высокомерие сразу испарились.

Перед ним стояла совсем еще юная девушка в мешковатом, заляпанном масляной краской халате; на щеках ее вспыхнул легкий румянец удовольствия.

Такой он ее еще не видел – простой, открытой и совершенно незащищенной. Словно на мгновение она отворила перед ним тайники своей души, позволив на секунду заглянуть и увидеть хранящиеся там сокровища.

– Спасибо, Марк, – тихо сказала она.

Теперь Сторма предстала совсем другой – не блистающей великолепием бабочкой, не избалованной и капризной богатой девчонкой, нет, перед ним стояло существо с глубокой, щедрой и теплой душой.

Чувство, которое он испытывал в эту минуту, должно быть, отразилось на его лице – он чуть не поддался желанию обнять ее и крепко прижать к груди. Словно поняв его намерение, она смущенно и неуверенно сделала шаг назад.

– Хотите легко отделаться? – спросила она, и снова непроницаемая завеса скрыла потаенные уголки ее души, а в голосе зазвучали знакомые стальные нотки. – Это моя личная комната, даже отец не осмеливается заходить сюда без моего позволения.

Перемена была потрясающая. Словно великолепная актриса мгновенно перевоплотилась в привычный ей образ, даже каблучком топнула.

Это показалось Марку совершенно нестерпимым.

– Этого больше не повторится, – сказал он, больше не церемонясь. И шагнул к двери, чуть не задев ее; он так разозлился, что его бросило в дрожь.

– Марк! – властно остановила она его.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы снова повернуться к ней. Тело его словно окоченело и не слушалось, губы онемели от злости.