Генерал Кортни сильно сдал. Он сидел у окна в эркере спальни. На нем был халат в клетку, ноги закутаны в мохеровый плед. На столике рядом лежала пачка папок и докладов, парламентская документация и куча писем – словом, все необходимые для работы бумаги, которые Марк так хорошо помнил; но генерал сейчас спал, и очки в металлической оправе съехали ему на кончик носа. Он тихонько похрапывал, при каждом вдохе губы слегка трепетали. Он так похудел и осунулся, что на лице резко выступили скулы и надбровные дуги. Глаза, под которыми образовались фиолетовые мешки, глубоко ввалились, кожа приобрела серый безжизненный оттенок.

Но больше всего Марка потрясли премены, произошедшие с его бородой и некогда густой шевелюрой. Словно снегом осыпало голову Шона Кортни. Борода превратилась в застывший серебристый водопад, а волосы побелели и истончились, как тоненькие, выгоревшие на солнце травинки в пустыне Калахари.

Подойдя к мужу, Руфь сняла с его носа очки, потом тихонько, как заботливая, любящая жена, коснулась его плеча:

– Шон, дорогой… У тебя гость.

Он проснулся, как просыпаются все старики, моргая, что-то невнятно бормоча и суетливо шевеля руками. Затем увидел Марка, и лицо его оживилось, в темных глазах засверкали прежние искорки, а губы растянулись в радостной улыбке.

– Мальчик мой! – сказал он, протягивая руки.

Марк невольно сделал шаг вперед, и в первый раз они обнялись, как отец с сыном.

Глядя на Марка, Шон так и сиял.

– А я уже было стал думать, что мы навеки потеряли тебя, что ты совсем забыл нас ради своей дикой природы.

Он посмотрел на стоящую рядом с креслом Руфь:

– Надо это дело отметить, как думаешь? Сдвинем распорядок на часик? Попроси-ка Джозефа, пусть принесет поднос.

– Шон, ты же знаешь, что вчера сказал врач.

Шон с отвращением фыркнул:

– Да я с младых ногтей, лет уже пятьдесят обожаю вечерком побаловать себя стаканчиком виски… да и желудок привык. Если лишу его такого удовольствия, это убьет меня верней, чем доктор Хендерсон со своими пилюлями, микстурами и прочим знахарством.

Одной рукой он обнял ее за талию:

– Ну будь же умницей, девочка!

Улыбаясь и неодобрительно покачивая головой, Руфь вышла, а Шон указал Марку кресло напротив.

– Что у вас со здоровьем, что говорит врач, сэр?

– Врач! – снова фыркнул Шон. – Чем старше я становлюсь, тем меньше доверяю этим врачам, – все они одна шайка. – Он протянул руку к сигарной коробке. – Они даже требуют, чтобы я прекратил курить. Зачем тогда жить, черт возьми, я спрашиваю, если надо отказываться от радостей жизни?

Картинным жестом он прикурил сигару и с удовольствием затянулся.