– А я скажу тебе, сынок, что у меня со здоровьем. Живу долго, много бегаю, верчусь, скачу верхом, дерусь, много работаю. Вот и все. Сейчас решил немного передохнуть, а где-нибудь через недельку снова буду как огурчик, красивый и шустрый.
Руфь принесла серебряный поднос. И они сидели до темноты, разговаривая и смеясь. Марк поделился с ними, как идет жизнь на Чакас-Гейт, не утаивая ни одной самой маленькой своей победы, рассказал, какой он построил дом, как проходят дорожные работы, о буйволе и о львице с ее львятами. А Шон сообщил, как идут дела в Обществе защиты дикой природы.
– Досадно, Марк, я ожидал совсем другого. Просто удивительно, что простым людям наплевать на все, если это не касается их лично.
– А я и не ждал быстрого успеха. Разве людям может быть интересно то, чего они никогда не видели? Как только можно будет посещать наш заповедник, когда люди своими глазами все это увидят – как мы, например, этих львят, – все переменится.
– Пожалуй, – задумчиво согласился Шон. – В этом и состоит цель нашего общества. Людей надо воспитывать, просвещать их.
За окнами стало совсем темно, а они все говорили; Руфь закрыла ставни и задернула занавески. Марк ждал удобного момента, чтобы сообщить об истинной цели своего приезда в Эмойени, но сомневался, стоит ли делать это, ведь неизвестно, как это подействует на больного человека.
Наконец он не выдержал. Решившись, набрал в легкие воздуха и быстро, без лишних слов выложил все: в точности передал рассказ Пунгуша и то, что видел сам.
Когда он закончил, Шон долго молчал, уставившись в свой стакан. Наконец встрепенулся и стал задавать вопросы, рассудительные и острые, свидетельствующие о том, что его голова не утратила ясности и быстроты мышления.
– Ты могилу вскрывал?
Марк отрицательно покачал головой.
– Это хорошо, – сказал Шон. – Этот твой зулус, Пунгуш, единственный свидетель. На него можно положиться?
Они еще полчаса обсуждали сложившуюся ситуацию, и Шон наконец задал вопрос, с которым все тянул:
– Ты считаешь, что тут замешан Дирк?
– Да, – кивнул Марк.
– Чем можешь доказать?
– Он – единственный человек, которому было выгодно убийство моего дедушки, и стиль тоже его.
– Я спросил, есть ли у тебя доказательства, Марк.
– Нет, – признался Марк.
Шон снова долго молчал, взвешивая все, что услышал.
– Послушай, Марк, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь… думаю, и ты понимаешь, что чувствую я. Тем не менее тут мы сейчас бессильны. Своими действиями мы можем только насторожить убийцу, кем бы он ни был.