Гневные слова, которые приготовил Марк, замерли у него на языке, и он уставился на Хобдея, а тот тем временем спокойно достал бумажник, вынул оттуда документ и, развернув его, протянул Марку. На гербовой бумаге был напечатан текст, подписанный заместителем министра земельных ресурсов Дирком Кортни. Подпись была исполнена жирными черными чернилами. Марк медленно читал текст, и чувство отчаяния наполняло его сердце. Дочитав до конца, он вернул бумагу Хобдею. Документ предоставлял этому человеку неограниченные, подкрепленные всей властью и авторитетом правительства полномочия распоряжаться в долине, как ему заблагорассудится.

– Похоже, вы пошли в гору, – сказал Марк, – хотя хозяин у вас все тот же.

Хобдей самодовольно кивнул, но тут глаза его метнулись в сторону: он увидел приближающуюся к ним Сторму. Лицо его сразу изменилось.

Волосы Стормы были заплетены в толстые косы, свисающие ей на грудь. На фоне красновато-коричневого загара глаза казались удивительно синими и ясными. И если бы не эти глаза – ни дать ни взять индейская принцесса из приключенческого романа.

Хобдей не торопясь смерил взглядом ее фигуру, причем с такой откровенной наглостью задерживая взгляд на подробностях ее тела, что она инстинктивно взяла Марка за руку и встала к нему поближе, словно искала у него защиты от нешуточной угрозы.

– В чем дело, Марк? – спросила она, тяжело дыша после подъема по склону, и густой румянец залил ее щеки. – Что они здесь делают?

– Это правительственные чиновники, – тяжело ответил Марк. – Из министерства земельных ресурсов.

– Но они не имеют права рубить деревья! – заявила она, повышая голос. – Ты должен им запретить, Марк.

– Они прорубают линии межевания, – объяснил Марк. – Производят топографическую съемку долины.

– Но ведь деревья…

– Плевать на деревья, мэм, – сказал Хобдей.

Теперь он говорил не так громко, хрипловатый голос звучал злорадно, а глаза, как почуявшие мед насекомые, все еще ощупывали ее фигуру, жадно бегали по ее тоненькому, выгоревшему на солнце хлопчатобумажному платьицу, под которым скрывались соблазнительные выпуклости ее тела.

– К черту деревья, – повторил он. – Земля все равно уйдет под воду, и какая разница, срубят их или они останутся стоять; все окажется под водой.

Он наконец отвернулся от нее и обвел рукой просеку.

– Вон оттуда, – он указал на возвышающиеся серые утесы Чакас-Гейт, – до этого места мы построим самую большую, черт побери, в мире плотину.

Они сидели в темноте, тесно прижавшись друг к другу, словно ища утешения. Лампы Марк зажигать не стал. На крытую тростником веранду падал лишь звездный свет, в котором они различали только лица друг друга.