Он поколебался, потом кивнул, зная, что соглашается на языческие похороны.
– Я никогда тебе этого не говорил, – произнес он, – но я очень сожалею, что твой сын умер.
– Я тоже об этом сожалею, мой господин.
– Но он теперь с Богом, Утред, наверняка он теперь вместе с Богом.
– Мне это уже говорили, мой господин. И не один раз.
А на следующий день мы отправились на войну.
Судьбы не избежать, и хотя, рассуждая логически, мы не могли победить, однако и проиграть мы не осмеливались. Поэтому мы и отправились маршем к Камню Эгберта.
* * *
Это был торжественный марш, с соблюдением всех церемоний. Двадцать три священника и восемнадцать монахов составили наш авангард; они распевали псалмы, пока армия Альфреда двигалась от крепости, охранявшей южную дорогу, на восток, к центру Уэссекса.
Они пели по-латыни, поэтому отец Пирлиг перевел мне их слова. Ему дали одну из лошадей Альфреда, и, одетый в кожаные доспехи, с огромным мечом на боку и крепким копьем на плече, он ехал рядом со мной.
– «Боже, – перевел он мне, – Ты оставил нас, Ты рассеял нас, Ты гневаешься на нас, а теперь возлюби нас снова». Весьма резонная просьба, правда? Дескать, сперва Ты пнул нас в физиономию, так теперь обними нас, а?
– Неужели в молитве и вправду говорится именно это?
– Ну, кроме пинков и объятий. Про это я добавил от себя, – ухмыльнулся он. – Я скучаю по войне. Разве это не грех?
– Ты видел войну?
– Видел? Да я был воином, прежде чем обратился к церкви! Пирлиг Бесстрашный, вот как меня называли. Однажды я убил четырех саксов за один день. В одиночку, не имея другого оружия, кроме копья. А они все были с мечами и щитами, вот так-то. Там, дома, обо мне слагают песни, но имей в виду: бритты вообще поют о чем угодно. Я могу спеть тебе такую песню, если хочешь: в ней будет говориться о том, как я уложил триста девяносто четырех саксов за один день, но, боюсь, число не очень точное.
– И скольких же ты убил на самом деле?
– Я уже сказал тебе. Четверых, – засмеялся он.
– А где ты выучил английский?
– Моя мать была саксонкой, бедняжка. Ее взяли в плен во время набега на Мерсию и сделали рабыней.
– А почему ты не захотел на всю жизнь остаться воином?