Глеб мотнул головой и сказал:

– Не знаю я, не знаю. Угрим молчал… А Неклюд не молчал!

– Неклюд?!

– Да, тот самый Неклюд, которого ты к Святополку послал.

– Ты и его перехватил, Неклюда?!

– Нет. Неклюд сам ко мне пришел и сам все рассказал. Я потом ночь не спал! Я думал, что же это деется, опять отец на Русь идет!

– Ох-х, Глеб! – Всеслав только рукой махнул. – Ох, до чего же ты… прост! Да, я посылал Неклюда. Да, я велел ему, чтобы он сказал великому, мол-де, Всеслав и сыновья его идут на Туров… Но мы разве идем? Мы здесь! – и кулаком об стол. – Мы здесь сидим! Вот так-то, сын мой Глеб! Открой глаза!

– Открыл, давно открыл, отец. И уже сорок лет смотрю, как ты…. Ты думаешь, что все кругом слепцы, а ты один только прозрел и видишь всех насквозь, и чуешь всех, ибо ты волк, а мы все… Нет! А не веришь – послушай. Так вот. Скажу тебе о том, о чем ты никогда и никому не говорил. Ты, может быть, и сам себе в этом никогда не признавался, а я теперь при всех скажу. Сказать?

– Скажи!

– И говорю! Так ты вот что решил: и Ярослав Ярополчич мне враг, и Святополк мне враг, оба змееныши. И пусть, так ты решил, грызутся, это хорошо. Но Святополк сильней, чем Ярослав, и поэтому я поддержу Ярослава, но не мечом, а словом, с него и этого будет довольно, и он, змееныш Ярослав, в ляхи уйдет, потом вернется – но не один уже, а с ляхами, а может быть, и Ростиславичи пойдут с ним заодин, и будет смута на Руси великая, Русь кровью истечет, и это Полтеску во благо, ибо тогда уже никто из них на Полтеск не пойдет, не до того будет Руси, а Русь – медведь, и жить под боком у медведя боязно, не ровен час придавит, но это если у него есть сила, а если будет кровью исходить, лежать, так почему бы мне еще раз…

– Глеб!

– Что?

– Не о том ты говоришь. Я про Угрима спрашивал. Зачем Угрима взял?

– Затем и взял, чтобы он к Ярославу не шел. Пусть Ярослав живет своим умом. Сам по себе! Так и Неклюду нечего ходить, ложь разносить, чтобы на день, ну, на два дня погоню задержать. Пусть Святополк сам по себе решает, как ему быть с племянником, это не наше дело! Ведь говорил же ты, крест целовал на том, что больше ты на Русь не ходишь! Вон, на Давыда посмотри, не ты ли это его так пометил за то, что он Смоленск перехватил?! Так это или нет?!

Всеслав молчал. Давыд прикрыл шрам ладонью, а глаза его стали как щели, прорези, как будто кто ножом провел, а кровь не вытекла, но раны не закрылись…

Глеб встал и продолжал:

– Да, так оно и есть, отец: опять на Киев смотришь, опять сети плетешь, опять копьем на Место Отнее…

– Нет!

– Да! – и кулаком об стол; совсем как ты! – Да! Да! А если так, а если ты через крест переступил, какой тогда ты князь?! Сойди, Всеслав! И не ввергай нас в смуту! Ибо вот так мы смутами сыты! – и Глеб рукой по горлу резанул…