Между тем политика “развитых рыночных экономик” была спокойной, если не сомнамбулической. О чем было волноваться, кроме коммунизма, страха перед ядерной войной и кризисами, вызванными имперской деятельностью за рубежом, как, например, суэцкая авантюра 1956 года, затеянная Великобританией, Алжирская война, развязанная Францией (1954–1961), и, после 1965 года, Вьетнамская война, которую вели США? Именно поэтому резкая, охватившая многие страны мира вспышка студенческого радикализма в 1968 году застала политиков врасплох.

Это был знак, что равновесие “золотой эпохи” не может сохраняться дальше. В экономическом отношении этот баланс зависел от корреляции между ростом эффективности производства и заработков, поддерживавшей стабильность прибылей. Снижение роста производительности и/или непропорциональный подъем зарплаты могли закончиться дестабилизацией. Это зависело от того, чего так остро не хватало в период между Первой и Второй мировыми войнами, – баланса между ростом выпуска продукции и способностью потребителей покупать ее. Для того чтобы рынок оставался жизнеспособным, заработная плата должна была расти достаточно быстро, однако не слишком, чтобы это не сказывалось на прибылях. Но как контролировать заработную плату в эпоху сокращения применения труда или, ставя вопрос иначе, как контролировать цены во время стремительно растущего спроса? Как, другими словами, уменьшить инфляцию или, по крайней мере, держать ее в определенных границах? Наконец, нельзя забывать о том, что “золотая эпоха” зависела от подавляющего политического и экономического господства США, которые являлись (иногда об этом даже не думая) стабилизатором и гарантом мировой экономики.

В ходе 1960‐х годов в этой системе стали заметны признаки износа. Гегемония США пошла на спад. С каждым их промахом разрушалась основанная на золотом долларе мировая монетарная система. В некоторых странах очевидно уменьшилась производительность труда, и было ясно, что огромный трудовой резерв из внутренних мигрантов, питавший промышленный бум, близился к истощению. За прошедшие двадцать лет выросло новое поколение, для которого трудности межвоенных лет – массовая безработица, социальная незащищенность, скачущие цены – были историей, а не частью жизненного опыта. Они соотносили свои ожидания только с опытом своей возрастной группы, т. е. с опытом полной занятости и непрерывной инфляции (Friedman, 1968, р. 11). Чем бы ни отличались ситуации в разных странах в конце 1960‐х годов, вызвавшие резкий рост заработной платы по всему миру (сокращение рабочей силы, усилия, повсюду предпринимаемые работодателями для сдерживания роста реальной заработной платы, и, как во Франции и Италии, массовые студенческие волнения), все они были основаны на открытии, которое сделало новое поколение трудящихся, привыкшее к тому, что работа всегда есть или ее можно найти. Открытие состояло в том, что долгожданные регулярные повышения заработной платы, с таким трудом отвоеванные профсоюзами, на самом деле оказывались гораздо меньше, чем то, что можно было выжать из рынка. Означало ли это осознание рабочими рыночных реалий возврат к классовой борьбе (как полагали многие из “новых левых” после 1968 года), неизвестно, однако нет сомнения в том, что произошла резкая смена настроений от умеренных и спокойных переговоров по зарплате, имевших место до 1968 года, до непримиримости последних лет “золотой эпохи”.