Хотя все новые режимы, возникшие Европе в 1940‐х годах, стали возможны благодаря победе Красной армии, только в четырех случаях они были созданы исключительно путем военной силы: в Польше, в оккупированной части Германии, в Румынии (где местное коммунистическое движение состояло из нескольких сотен человек, большинство которых не были этническими румынами) и в Венгрии. В Югославии и Албании эти режимы во многом были доморощенными, в Чехословакии полученные коммунистической партией 40 % голосов на выборах 1947 года отражали ее действительную силу в то время, а в Болгарии коммунистическое влияние подкрепляли русофильские настроения. Коммунистическая власть в Китае, Корее и бывшем Французском Индокитае – после начала “холодной войны” преимущественно в северных регионах этих стран – ничем не была обязана советской армии, однако после 1949 года небольшие коммунистические режимы получили на некоторое время поддержку Китая. Те, кто присоединился к социалистическому лагерю позднее, начиная с Кубы, шли туда своим собственным путем, хотя повстанческие освободительные движения в Африке могли рассчитывать на значительную поддержку советского блока.

Однако даже в государствах, где власть коммунистов была установлена только Красной армией, новый режим на первых порах ощущал свою легитимность и даже определенную поддержку населения. Как мы видели (глава 5), идея строительства нового мира на месте почти полностью разрушенного старого вдохновляла многих интеллектуалов и молодежь. Несмотря на непопулярность партии и правительства, сама энергия и решимость, которые они вносили в задачу послевоенного строительства, рождали поддержку. Трудно отрицать успехи новых режимов в решении этой задачи. В более отсталых аграрных государствах, как мы видели, приверженность коммунистов индустриализации, т. е. прогрессу и современности, находила отклик далеко за пределами партийных рядов. Можно ли сомневаться, что такие страны, как Болгария и Югославия, стали развиваться гораздо быстрее, чем до войны? Только там, где отсталый и жестокий советский режим в 1939–1940 годах оккупировал и силой присоединил менее отсталые регионы, а также в советской зоне оккупации Германии (после 1954 года Германской Демократической Республике), которую СССР после 1945 года в течение некоторого времени продолжал грабить для своего восстановления, баланс был полностью отрицательным.

В политическом отношении коммунистические государства, независимо от того, была им навязана эта система или нет, начали с формирования единого блока под руководством СССР, который на почве антизападной солидарности поддержал даже коммунистический режим, к 1949 году полностью захвативший власть в Китае, хотя влияние Москвы на китайскую коммунистическую партию после того, как в середине 1930‐х годов ее бессменным лидером стал Мао Цзэдун, было незначительным. Несмотря на заверения в преданности СССР, Мао пошел своим собственным путем. Сталин, будучи реалистом, старался не осложнять отношений с огромной независимой “братской” партией на Востоке. Когда же в конце 1950‐х годов Никита Хрущев все же испортил отношения с Мао, это привело к резкому разрыву, в ходе которого Китай попытался оспорить советское лидерство в международном коммунистическом движении, хотя и не очень успешно. В отношении государств и коммунистических партий в странах Европы, оккупированных советской армией, Сталин был не столь покладист, отчасти потому, что его войска все еще присутствовали в Восточной Европе, а кроме того, считал, что местные коммунисты преданы Москве и ему лично. Сталин был крайне удивлен, когда в 1948 году югославское коммунистическое руководство, столь лояльное, что лишь за несколько месяцев до этого в Белграде разместилась штаб-квартира восстановленного в начале “холодной войны” Коммунистического интернационала (теперь называвшегося Коммунистическим информационным бюро, или Коминформом), довело свое сопротивление советским директивам до прямого разрыва, а обращение Москвы к преданным коммунистам через голову Тито не нашло в Югославии никакого отклика. Характерно, что реакция Москвы вылилась в расширение чисток и показательных судов в руководстве оставшихся дружественных компартий.