Культурная революция 1960‐х привела в политику многих студентов. Часть из них обратилась к признанным авторитетам радикальных революций и тотальных социальных перемен – Марксу, героям Октябрьской революции, не запятнанным наследием сталинизма, и Мао. Впервые со времен победы над фашизмом марксизм, отныне представленный не только советским социализмом, заинтересовал большое число молодых западных интеллектуалов. (В третьем мире интерес к нему никогда не иссякал.) В результате возник особый университетский марксизм, нередко сочетавшийся с другими модными академическими направлениями, а иногда и идеологиями, националистическими или религиозными, ибо он рождался в аудиториях, а не из реальной жизни. При этом, однако, последователи неомарксизма нередко были адептами вооруженной борьбы, а сторонникам вооруженной борьбы философская рефлексия совершенно не нужна. Когда революционные мечты развеялись, многие радикалы вернулись или, скорее, повернулись к традиционным партиям левого толка. По этой причине некоторые партии смогли частично восстановить свое влияние и реорганизоваться (например, Французская социалистическая партия или Итальянская коммунистическая партия). Поскольку радикальное движение было по преимуществу интеллектуальным, многие его участники впоследствии избрали академическую карьеру. В результате в США, например, в научный мир пришло невиданное ранее число исследователей с радикальными политико-культурными взглядами. Другая часть интеллектуалов считала себя верными последователями октябрьской традиции и вступала в небольшие, по возможности тайные, группы представителей “авангарда” ленинского типа. Такие группировки создавались либо с подрывными целями, либо для “внедрения” в более крупные организации. В этом сходство первого и третьего мира: в развивающихся странах тоже появилось множество нелегальных террористических групп, пытающихся компенсировать общее поражение повстанческих движений очаговыми актами насилия. В 1970‐е годы самыми известными группами большевистского типа в Европе являлись так называемые “красные бригады”. В результате возник своеобразный подпольный мир, объединивший группы “прямого действия” националистического и социал-революционного толка с международной сетью различных – по большому счету небольших – “красных армий”, а также с палестинскими и баскскими повстанцами, ИРА и другими подобными образованиями. Вся эта система накладывалась на криминальное подполье, кишела агентами спецслужб и пользовалась защитой, а иногда и покровительством арабских стран или социалистических стран Восточной Европы.