Какие бы взгляды ни излагали о власти папы в мирских делах, никто еще открыто не усомнился в его полномочиях в духовной сфере. Так что, какова бы ни была их цель, буллы от 1493 г. представляли собой четкое указание испанской короне заняться обращением американских индейцев в христианство. Ни один католик – а обсуждение этих вопросов давно уже ограничено католиками – не мог отрицать права папы давать такие указания или долг испанских монархов выполнять их. Однако до какой степени им было разрешено использовать мирские средства для достижения этой духовной цели? Можно ли долг обращения язычников в христиан считать оправданием вооруженного завоевания, свержения местных правителей – если у индейцев были действительно законные правители – и утверждения власти испанцев над индейцами вообще? Это был ключевой вопрос. Если на него можно было ответить положительно, то следом возникали второстепенные вопросы. Если индейцев путем справедливого завоевания сделать подданными испанской короны, то какие юридические и политические права у них останутся? Следует ли их обращать в христиан принудительно? Должны ли они подчиняться испанским судам общей юрисдикции, гражданским или церковным? Можно ли их передавать отдельным испанцам в феодальное владение, лишать земли, привлекать к принудительному труду, порабощать? Попытка ответить на эти вопросы означала, что каждый человек, пишущий на эту тему, должен был рассуждать о характере папской и имперской власти, силе естественного права и правах народов при определении оснований для справедливой войны, о действенности силы при обращении язычников в христиан, общественном положении, характере и дееспособности самих индейцев.
Вопрос о юридической силе права Испании на Индии занимал лучшие умы в XVI в. Самая известная и во многих смыслах самая оригинальная дискуссия этой проблемы содержалась в лекциях, прочитанных в Саламанке в 1539 г. великим юристом-доминиканцем Франсиско де Витория. Витория никогда не был в Америках. Его интерес к этой теме был в самом лучшем смысле этого слова научным и был сосредоточен на правомерности и неправомерности войны и завоевания. Вероятно, он был первым серьезным автором, твердо и недвусмысленно отвергшим все притязания папы или императора осуществлять гражданскую власть над другими монархами – христианскими или языческими. Он считал, что папа римский обладает «регулирующими» полномочиями, признаваемыми христианскими народами, в силу которых отдельно взятому монарху он мог, исключив других, поручить задачу поддержать миссии среди языческого народа. Эта регулирующая власть могла санкционировать определенные мирские действия, такие как предоставление вооруженных сил для защиты миссионеров, но не могла поручить начать войну или завоевание. Войной, как и всеми отношениями между независимыми государствами, для Витории управляли нормы права. В этом он тоже был весьма оригинален, являясь одним из первых мыслителей, утверждавших, что между всеми народами существует связь в виде естественных законов, и эта связь, так как она не имеет своим результатом какую-то власть, осуществляемую целым над своими частями, по крайней мере включает систему взаимных прав и обязанностей. С этой точки зрения международное право понималось как закон, связывавший между собой государства, которые все еще находились в естественном состоянии в силу своего суверенитета, и связывавший их точно так же, как дополитический закон природы связывал отдельных людей, когда они жили в естественном состоянии. Витория дал этому по-новому понимаемому международному закону древнеримское название