Дорош отдал Рагдаю свой ковш, наполненный до краёв. Рагдай отхлебнул и едва не умер – огонь в ковше был, не брага. Пришлось есть горстями снег, чтоб этот огонь утих. Лишь только Рагдай маленько опомнился, Шелудяк спросил у него:

– Так, стало быть, ты, когда врал, уже знал о кладе?

– Конечно, знал, – отвечал Рагдай, ставя ковш на снег.

– А как ты о нём проведал?

– Да Хлеська, дрянь, ему растрепала! – процедил Хорш, – кроме неё, некому.

Атаманы грозно уставились на девчонку. Один Сновид глядел на костёр задумчивыми глазами. Хлеська призналась, да таким тоном, будто речь шла об очень умном с её стороны поступке:

– Да, я сказала.

– А для чего? – спросил Шелудяк.

– Не знаю. Ну, просто он мне понравился.

– Ясно. А кто ещё, окромя него, благодаря тебе знает о нашем золоте?

– Никто больше.

– Точно?

– Да. Поклянусь, чем хочешь.

– Выдрать её! – предложил Василь, – весь зад исполосовать, чтобы эта сука забыла, как уши к дверям прикладывать, и держала язык свой гнусный на привязи!

– Я не против, – зевая, пробубнил Хорш. Другие ватажники закивали. Хлеськина рожа порозовела. Глаза у неё блеснули надменным холодом, будто ей предстояло не оголиться для порки, а подписать княжеский указ. Поднявшись с бревна и сняв полушубок, Хлеська дала его подержать Рагдаю. Тот был в каком-то тумане. В голову ему лезла всякая дурь. Причиной тому, конечно же, была брага. С трудом поняв, что Хлеську будут пороть, Рагдай решил: пусть, алмаз того стоит!

Василь, тем временем, сбегал в лес. Вернулся он с длинной ореховой хворостиной. Рубанув ею морозный воздух, он ласково сказал Хлеське:

– Сто раз тебе говорили, сука: не смей под дверью подслушивать! Вот теперь становись на порку.

– Мне задницу надерёшь, а сам без башки останешься, – посулила Хлеська, холодно глядя прямо в глаза Василю. Затем она встала на четвереньки, задом к нему. Но задрать подол не успела, так как раздался голос Шелудяка:

– Погоди, Василь! Её много раз пороли, а толку что? Поступим с нею иначе.

– Да как иначе? – с досадой спросил Василь, который уже замахивался. Все прочие у костра также не обрадовались тому, что Шелудяк влез. Хлеська встала на ноги. Она тоже была не очень довольна. Скорее, даже встревожена.