– Ничего не выйдет, – прищурил глаза патрикий, – тут всё рассчитано точно. Я теперь должен быть рядом с князем, иначе он наломает дров, и всё к чертям рухнет! Дружина любит Роксану.

– Ну, так пошли к нему!

И тут вдруг патрикий заколебался. А что он мог сказать сейчас Святославу? Чтоб он не верил своим глазам? Или что Роксана внезапно сошла с ума, но всё образуется, и что все кругом виноваты, кроме неё? Это был тупик.

Глава тридцать пятая

Глава тридцать пятая

Заперев дверь, которая вскоре остановила Рагдая и Калокира, девушка провела Роксану до середины тёмного коридора и там открыла другую дверь, боковую. За ней была небольшая комната, озарённая четырьмя свечами в глиняном поставце. Она, судя по всему, служила жилищем какому-нибудь приказчику или стольнику. В ней были кровать, лавочка и стол. Около кровати стоял Лешко. При виде Роксаны он сделал шаг ей навстречу. Служанка же, прикрыв дверь снаружи, громкою поступью пошла дальше по коридору. Пока стихали её шаги, Лешко и Роксана молча глядели в глаза друг другу. Потом Лешко произнёс:

– Здравствуй, госпожа.

– Здравствуй. Ты разве был на пиру?

– Да, был.

– Я тебя не видела.

Очень тихо подойдя к двери, Роксана резко её открыла. За дверью не было никого. Прислушавшись, египтянка снова её захлопнула и надвинула на неё дубовый засов. Затем она повернулась опять к Лешку.

– Не думай, что я боюсь. Мне бояться нечего. Я пришла сюда умереть.

– Что ты говоришь? – прошептал дружинник, – может ли быть такое?

– А что ты хотел услышать? Что я хочу связать с тобою свою судьбу до самого гроба? После того, как это не вышло со Святославом, а прежде – с Богом?

– Роксана! Я…

– Я знаю, кто ты, – холодно и громко молвила египтянка, – а вот теперь подумай, кто я!

На последнем слове голос её сорвался, как человек, наступивший на ледяную кромку обрыва. Внезапно прильнув к груди ещё большего, чем она, страдальца, наложница Святослава громко заплакала.

– Тише, тише, – пробормотал Лешко, оказавшись вынужденным заняться делом, хуже которого не придумаешь – оправданием перед любимой женщиной человека, который был любим ею и заставлял её мучиться, – он ведь пьян! Он не понимает, что делает.

Но Роксана не унималась. Она шептала проклятия и глотала горькие слёзы. Неловко, скованно обнимая вздрагивающее тело прекраснейшей из цариц, Лешко повторял: