– Могу сказать прямо, здесь никакого секрета нет. Просто василевс предложил Петру женить его сыновей на своих племянницах. Вот и всё. Конечно, болгарский царь согласился. Ещё бы! Он таким образом получил уверенность в том, что Никифор Фока не бросит его в беде, и война с Болгарией будет означать для Святослава войну с Ромейской державой.

– Да, до тех пор, пока твой Никифор Фока не слетел с трона, – проговорил Калокир и мрачно задумался. Он устал. Он очень устал. И было неясно, что делать с этой усталостью. Вряд ли сон мог её прогнать. Ему захотелось сделать что-нибудь страшное, чтобы враз всё исчезло – и отвратительное вино, и грубые голоса, которые лезли в уши, как мухи, и ощущение абсолютной бессмысленности всего. Оно навалилось страшной, непобедимой тяжестью. Иоанн сжал руками голову. В этот миг до него донёсся, будто издалека, ненавистный голос секретаря.

– А твой друг, оказывается, неплохо знает болгарский! – сказал Никифор Эротик, – смотри-ка, он молодец!

– Да, он молодец, – рассеянно подтвердил Иоанн. И только спустя несколько секунд захотел понять, что имел в виду секретарь. Поглядев направо, чтобы увидеть Вадима, он, к своему великому изумлению, вдруг увидел его не рядом с собой, а гораздо дальше, рядом с Борисом. Сидя вплотную друг к другу, болгарский царевич и русский сотник вели какой-то таинственный разговор. Прочие участники пира поглядывали на них с не меньшим недоумением, чем патрикий, не прерывая, впрочем, своих бесед. От крайней усталости Калокиру стало казаться, что он уже начинает сходить с ума. Точнее, уже заканчивает.

– Скажи, Иоанн, что думаешь ты о должности логофета? Или, например, правителя Сирии, которая в следующем году станет христианской? – спросил Никифор Эротик, тронув рукой плечо херсонита.

– А сам ты уже не хочешь стать логофетом? – спросил патрикий.

– Нет, не хочу. Ведь ты меня знаешь, я – человек непутёвый. Можно сказать, порочный. А логофет не должен шататься по кабакам. Так что ты мне скажешь?

– Скажу, что должности хороши, но только Цимисхий не сможет их предоставить мне, как и никому другому. Об этом я позабочусь, мой друг.

С этими словами Иоанн встал и выбежал вон из залы. Вадим нагнал его за дверями.

– Что ты себе позволяешь? – вскричал патрикий, оттолкнув руку сотника, когда тот схватил его за рукав, – по какому праву возобновляешь переговоры, которые я счёл нужным свернуть? Как смеешь ты мутить воду?

– Я не мучу никакую воду! Можешь ты меня выслушать?

Иоанн ответа не дал. Но и не ушёл. Глядя ему прямо в глаза, Вадим объяснил: