– Спасибо тебе, – ответил Рагдай. Вскочив на коня, он ворвался в ночь, наполненную зловещим треплющим ветром и кликаньем ночной птицы. Дорога была пуста. По ночам все путники отдыхали, съехав с неё. Над степью стоял туман. Покрытая им, она леденила кровь, будто океан в преддверии бури. Никогда прежде Рагдай не ведал такой тревоги перед равниною. Заблудившись полтора года назад в свирепой ночной пурге, он думал только о том, что сейчас умрёт. А теперь купеческие костры, белевшие сквозь туман, начали внушать ему чувство, что он уже среди призраков. На заставе он выпил два ковша браги. Она его опьянила без всякой удали. Появилась мысль – а точно ли гнедой выдохся? Не почуял ли он беду? Лошади нередко предупреждают о ней хозяев. Но тут пришло на ум возражение: кабы было так, текинец едва ли остановился бы у заставы, где всадник мог заменить его, что и сделал. Серый степняк скакал сейчас гораздо быстрее, чем двигался бы гнедой, если бы часок отдохнул. Скорее всего, текинец просто решил помочь своему хозяину. Следовательно, он знал: впереди – удача. Это соображение возвратило Рагдаю смелость, и он пустил в дело хлыст, выжимая из степняка всю прыть, на какую только тот был способен.

Удары стальных подков по камням и глине звучали глухо и сжато. Как будто из-под земли. Туман придавливал эхо. Конь не сбивался с дороги, чувствуя её край по шелесту трав, качаемых ветром. Он дышал ровно. Глаза Рагдая слезились от встречных потоков воздуха. Рагдай часто глядел на небо. В просветах между бегущими облаками багрово вспыхивала луна. Ничто так не завораживает людей, как взгляд этой призрачной и надменной царицы ночи. Рагдай внезапно подумал о том, что именно эта, а не другая луна с этим же холодным спокойствием точно так же смотрела ему в глаза, когда в его жизни всё было по-иному, когда дружил он, и враждовал, и спал с иными людьми, да и сам был совсем иным человеком, так как мечтал об ином. Эта мысль блеснула таинственной бесконечностью. Рагдай задал себе вопрос, о чём он теперь мечтает. Ответа не было. И казалось – не было ничего, кроме этой ночи с её багровой луной и туманной, страшной, пустой дорогой.

Купцы, боявшиеся разбойников, ночевали большими группами, окружив себя своими телегами и дружинниками. Торговцы и воины громко спорили, хохотали, тянули песни. Сухой ковыль, палимый в кострах, устремлялся к небу сизым дымком и снопами искр. Во второй половине ночи отсветы над большой дорогой начали меркнуть. Пьяные голоса затихли, сменились храпом. Серый скакун продолжал идти замечательно. Один раз он остановился, чтобы напиться из родника. На заре Рагдай его осадил, и не спрыгнув – трупом свалившись в густой ковыль, уснул раньше, чем долетел до земли. Проснувшись после полудня, он подкрепился. На этот раз у погонщиков удалось добыть сала и простокваши, а также торбу овса для коня. Конь был просто счастлив. Позволив ему до дна опустошить торбу, Рагдай опять на него вскочил и поскакал дальше. Пасмурный день незаметно перешёл в ночь. Она походила на предыдущую – те же быстро плывущие облака, тоскливые взгляды звёзд и луны, туман, редкие костры вдалеке, погасшие вскоре после полуночи, те же мысли.