Купцы и бояре с жёнами заходили в кабак по очереди – затем лишь, чтоб поклониться хозяйке пира и принести ей велиречивые поздравления. Женщины нагибались ниже и улыбались слаще своих мужей, хотя ненавидели Светозару куда сильнее. Боярыня благосклонно слушала поздравителей, но чрезмерно словоохотливых прерывала и удаляла взмахом руки. В полночь она и вовсе уж перестала их замечать, а чуть погодя велела и не впускать – стало слишком шумно и слишком весело. Приказав подать ещё корчагу вина, Светозара взглянула пристально на Рагдая, который неторопливо ел мясо, чтоб не уснуть, и двинула под столом ногой его ногу.

– Что так невесел?

Рагдай ответил вопросом:

– Почему девок нет на пиру?

– Я распорядилась, чтобы их не было. Ты сам видишь – ребята ссорятся и без них. Если бы здесь были ещё и девки, кто бы смертоубийство остановил?

– Кто бы стал глядеть на сереньких уточек, когда здесь – лебедь белая? – подал голос Волец. Он иногда бывал так бесстрашен, что возражал боярыне. Но последняя, вовсе не удостоив его вниманием, обратилась опять к Рагдаю:

– Слышала я – ты только за теми девками бегаешь, на которых у самого Святослава глаза горят. Потому не верю тебе, дружок! Грусть твоя, видать, оттого, что Роксана с радостью согласилась тебя отпустить на пир, а твоего друга Талута оставить в тереме!

У Рагдая ответа не было. Он опасливо поглядел на двух есаулов. Но те, казалось, не поняли. Рассмеявшись, боярыня продолжала:

– А я тебя развлеку! И сама потешусь. Ратша, Волец! Ведите сюда Нерадца.

Голос у боярыни был пронзительный, звонкий. Её слова услыхали все, кто был в кабаке. И все тут же смолкли.

– Нам привести сюда Нерадца, госпожа боярыня? – в тишине переспросил Ратша, чеканя каждое слово.

– Кому ж ещё, как не вам? – воскликнула Светозара, – даже и вы, есаулы, от страха затрепетали, хотя он ранен и связан! Что ж говорить про всех остальных? Им не станет дурно, если я их отправлю за ним?

– А я и на поле битвы не устрашился с ним встретиться! – сказал Волец под общий крик возмущения, и, вскочив, твёрдой богатырской поступью вышел вон. Сразу вслед за ним с такою же лихостью вышел Ратша. Прочие парни, громко и жалко пообижавшись на Светозару, которая им в ответку высунула язык, вернулись к своим шумным разговорам. Но было видно, что не до них им уже. Тем временем, Светозара сделала знак хозяину кабака, и тот велел слугам подать самые роскошные блюда – жареных лебедей, рябчиков и жаворонков с шафраном, а также ильменьских щук, налимов и судаков, зажаренных в масле, да карасей, с которыми было то же проделано, но в сметане. Четверо слуг прикатили и вскрыли бочку сладчайшего черемхового мёда столетней выдержки. Пригубив его, боярыня Светозара заулыбалась, хоть её взгляд остался колючим. Все остальные кушанья были также ею отведаны – несмотря на то, что в начале пира она очень основательно нагрузилась студнем и кулебяками. Рагдай выпил полковша мёду и съел подлещика. Видя, что Светозара повеселела, смазливый и белокурый разбойничек лет шестнадцати, у которого на коленях лежали гусли, тронул пальцами струны.