Султан пристально наблюдал за морским боем с берега, иногда в волнении въезжая на коне в прибрежные воды. Он впал в такую ярость, что приближенные опасались, не сошел ли он с ума. На следующий день он приказал немедленно казнить Балтоглу; флотоводца спасло лишь то, что его подчиненные подтвердили, что он вел себя мужественно, однако его все же подвергли наказанию палками и лишили должности и всех владений; больше о нем никто никогда не слышал.

Следующей целью султана стал Золотой Рог. Он уже послал своих инженеров на дорогу, идущую позади Галаты, от берега моря через холм рядом с нынешней площадью Таксим, и спускающуюся к Золотому Рогу. Были отлиты железные колеса и металлические колеи, а плотники смастерили деревянные помосты, на которых могли разместиться кили турецких кораблей. Это была очень сложная задача, однако при имевшихся у Мехмеда ресурсах она оказалась выполнимой. Утром 22 апреля генуэзская колония в Галате с изумлением наблюдала, как бесчисленное количество быков тянут через 60-метровый холм 70 турецких кораблей, которые потом спускают на воду в проливе.

Византийцы, не подозревавшие о планах султана, с трудом верили своим глазам. Мало того что их главная гавань перестала быть безопасной; теперь они были вынуждены защищать еще 3,5 мили (5,6 км) стен у моря, включая ту часть, которую разбили крестоносцы в 1204 году. К началу мая Константин знал, что долго не продержится. Еды не хватало, защитники стен все чаще отлучались, чтобы найти пропитание для своих семей. Оставалась лишь одна надежда, да и то слабая, что помощь из Венеции все-таки придет. Если корабли уже в пути, то сколько их и что они везут? Когда они приплывут и как их принять, если враг завладел Золотым Рогом? От ответов на эти вопросы полностью зависела судьба Константинополя. Незадолго до полуночи 3 мая венецианская бригантина под турецким флагом и с двенадцатью добровольцами на борту, переодетыми в турецкое платье, выскользнула из залива.

Ночью 23 мая она вернулась. Капитан немедленно отправился на встречу с императором и Минотто. Он сообщил, что в течение трех недель прочесывал Эгейское море, но нигде не увидел следов обещанной экспедиции. В конце концов он призвал к себе экипаж, и один из моряков предложил вернуться в Венецию, но его заставили замолчать. Остальным был ясен их долг: они должны сообщить об этом императору, как обещали; они вернулись, прекрасно понимая, что вряд ли покинут город живыми. Константин со слезами в голосе лично поблагодарил каждого из них.

Настало время знамений. 22 мая наступило лунное затмение; через несколько дней, когда самую священную из икон Богородицы несли по улицам, в последний раз прося Деву Марию о заступничестве, икона соскользнула с помоста и упала. Пройдя еще несколько сотен метров, процессия вынуждена была разойтись из-за налетевшей сильной грозы. На следующее утро город окутал туман – неслыханное дело для конца мая; а той же ночью купол Святой Софии залило неземное красное свечение, которое медленно поднялось от основания купола к его вершине и затем погасло. Это зрелище наблюдали и турки в Галате; Мехмеда II оно очень встревожило, и он успокоился, лишь когда его астрологи интерпретировали свечение как знак, что вскоре здание храма осветит истинная вера. Византийцам же было ясно, что дух Господа покинул их город.