Мы обступили пленников неровным кругом. Те в ужасе смотрели на нас, сбившись в кучки, так как сообразили, что происходит нечто странное.

Я отвел взгляд от искаженных страхом лиц, облизнул пересохшие губы и сказал себе, что это единственное разумное решение. Мы ждали короля. Солнце пекло голову. Под кольчугой и гамбезоном я пропотел так, будто слишком долго просидел в турецких банях. И с тоской подумал о фляге с водой, подвешенной к луке седла.

Наконец Ричард, удовлетворенный построением, подвел скакуна ближе к нам.

Я встретился с ним глазами. Он поманил меня.

Понимая, что все смотрят, я подошел к нему и повернулся боком в стремлении не смотреть на пленников.

— Сир?

— Это будет кровавая работа.

Я кивнул:

— Да, сир.

— Фердия, по твоему лицу я вижу, что ты не желаешь в ней участвовать, — сказал Ричард. Я снова проклял свою предательскую неспособность скрывать чувства. Он продолжил: — Нет ничего зазорного, если ты откажешься. Даю тебе слово.

Искушение было сильным, но, когда я дрогнул, в ушах у меня зазвучали слова Вальтера. Перед глазами всплыло перекошенное ужасом лицо Генри в тот миг, когда я перерезал ему глотку.

— Я исполню свою обязанность, сир, — сказал я, нахмурившись.

Он пристально посмотрел на меня, потом кивнул:

— Быть по сему.

Времени для колебаний не осталось.

— Покончим с этим! — воскликнул король. — Приступайте, с Божьего благословения.

Крики наполнили воздух: крики ободрения и страха, наши и пленников. Я обнажил меч и услышал, как Рис сделал то же самое. Мы странно посмотрели друг на друга — как в доме Генри, когда Рис удерживал вырывавшегося жандарма, а я на миг дрогнул. Затем мы повернулись в сторону пленников и пошли к ним.

Сарацины топтались, как овцы в загоне перед бойней. Заунывные крики ужаса устремлялись к небу — душераздирающие звуки, которые не удавалось пропускать мимо ушей, как я ни старался. Отступая при нашем приближении, они сбились в плотную кучу, стараясь оттянуть неизбежное. Мы ровным шагом шли на них. Послышались насмешки и оскорбления — те, кто долгие месяцы сражался под Акрой, упивались своей властью над ненавистным врагом, прочие разжигали в себе жажду крови.

Я старался смотреть только на ступни и ноги турок, но не смог удержаться и поднял взгляд. Каждое лицо было искажено страхом и ужасом, и мой желудок настоятельно потребовал опустошить его. Слова Вальтера, мысли о покаянии утратили вдруг смысл. Не будь рядом со мной Риса и де Дрюна, я бы ушел прочь. Но, не желая бросать товарищей, продолжал идти дальше. Турки сгрудились, как пойманные в сеть рыбы. Те, кто был послабее, упали на землю, по ним ходили ногами. Никто не пытался им помочь.