— У нас был уговор! — сказал он. — Услуга за услугу: вам — крест, мне — защиту от Бориски. Помнится, ты сказывал, что он уже при смерти лежит, третьего дня. А вона, поди ж ты — живехонек! Еще и стрельцов на дом мой навели! Нет, чернец, я тебе боле ничего не должен! Так что…

— Обстоятельства… — тихо напомнил монах.

— Да-да — изменились, я понял! — раздраженно отмахнулся Шуйский. — Мне-то что с того? Теперь каждый сам за себя!

— Не торопись, князь, — монах снова улыбнулся своей странной, безжизненной улыбкой. — Я не сказал, что обстоятельства изменились против тебя.

— Что значит… То есть как? — Шуйский с подозрением уставился на иезуита, пытаясь понять, что скрывается за этой бесстрастной маской. С тем же успехом можно было пытаться сверлить взглядом каменный идол.

— Борис жив, — кивнул монах. — Но обречен. Его родич, Симеон, затевает большую охоту. Ты в числе избранных. Однако… — он сделал паузу. — Длань Господня простерта над служащими Ему и помазаннику Его.

Шуйский насторожился.

— Помазанник… — протянул он и покачал головой. — До неба — высоко, до помазанника — далеко.

— Может статься — ближе, чем ты думаешь, — усмехнулся монах.

Он поднялся, шурша одеяниями.

— Ты хочешь доказательств, князь? Принеси рукопись, и я покажу тебе, так, что ты узришь своими очами.

Какое-то время Шуйский смотрел монаху в глаза, потом отвел взгляд. — Нефёд! — хрипло крикнул он.

В дверь просунулась лохматая голова.

— Да, боярин? — пробасил он.

— Поднимись ко мне в опочивальню, — приказал Шуйский. — Да принеси рукопись, что лежит на аналое, под псалтырью…

В ожидании слуги он барабанил пальцами по столу. — Если этот… помазанник, действительно, таков… — нерешительно начал он. — Какова будет его милость и награда за верное служение?

— Безмерны, — прошептал монах. — На недосягаемую высоту вознесет верных слуг своих…

Шуйский досадливо дернул плечом. Этими обещаниями он мог и сам кормить кого угодно!

— Ты сомневаешься, — монах, казалось, читал его мысли, — но очень скоро убедишься в этом.

Вошел Нефёд, настороженно косясь на гостя, неся в руках рукопись в кожаном переплете.