Все время этой выспренной речи я расхаживал перед делегатами округа, то и дело вглядываясь в глаза фюрстам или епископам. Одни отвечали мне такими же твердыми и честными взглядами, другие отворачивались, потупив взор, третьи начинали оглядываться на своих соседей или покровителей.

– Что предложил ваш пасынок? – немного растерянно поинтересовался у герцога Августа его брат.

– Мир, – коротко ответил тот.

– А кто не согласится? – робко спросил какой-то горожанин.

– А из тех, кто против, он дух вышибет! – немедля ответил отчим, вызвав у присутствующих смешки, перешедшие затем в полноценный хохот.

– Примерно так, – охотно согласился я. – Но главное, я предлагаю всем вам, господа, объединиться. Если мы выступим единым фронтом, то нам наверняка удастся оградить свои земли от невзгод, выпавших на долю Богемии или Пфальца.

– Прекрасные слова! – неожиданно поддержал меня граф Хотек. – Видит Бог, я готов подписаться под каждым из них…

– И что же вас останавливает?

– Только то, что в этих действиях нет никакого смысла! Я уполномочен его императорским величеством заверить всех присутствующих, что Фердинанд не имеет ни к кому из них вражды. Совсем напротив, он желает править милостиво и справедливо, а потому готов всеми силами защищать прежние вольности своих подданных и вассалов. Что же до Фридриха Пфальцского, то он сам выбрал свою судьбу…

– Да здравствует император! – Выкрики «соглашателей» перекрыли его последние слова.

– Клим, – обернулся я к своему спутнику, – договорись о встрече со всеми делегатами.

– А с Хотеком?

– С ним в первую очередь!

Как я и предполагал, граф Хотек и Фердинанд Баварский остановились вместе, сняв для себя большой дом неподалеку от Старой ратуши. Ратуш, к слову, в городе несколько. Есть Старая, есть Новая, которой тоже уже лет двести, а вдобавок к ним такие же учреждения имеются во всех крупных районах. Кроме того, Брауншвейг наряду с Парижем и Гентом славится своим буйным населением и склонностью к разного рода «революциям», называемым тут «сменами». Городской нобилитет, состоящий из крупных негоциантов, враждует с цехами ремесленников, те, в свою очередь, с торговцами поменьше, и все вместе они готовы дружно вцепиться друг другу в глотки, а уж про «любовь» к бывшим сюзеренам и говорить нечего.

От прочих фахверковых[105] домов резиденция курфюрста и посланника императора отличалась только размерами и стражей. Несколько угрюмых здоровяков в кирасах и шлемах-морионах, вооруженные алебардами, неприязненно покосились на меня и моих спутников, но, видимо, будучи заранее предупрежденными о визите, слегка посторонились.