– Государь мой.
«А может, мне прямо с субботнего вечера завалиться в храм на тренировку и медитацию?»
– В какие одеяния ты повелишь себя облачить?
«Хорошава прямо душу вкладывает в каждое свое действо. Ну как же, достигла вершины карьеры… Нет, определенно – у меня сегодня выходной!»
– Черные.
И без того неприметная ближняя челядь разом стала похожа на живых големов, а за стенами Опочивальни пошел из уст в уста тихий шепоток: «Сегодня гневен!»
– Государь мой, повелишь ли ты подать утреннюю трапезу?
Единственной, на кого не подействовал траурный цвет великокняжеских одежд, была личная служанка правителя Леонила, – просто-таки порхающая вокруг своего господина. Обиходить гриву серебряных волос, поправить украшенный черными турмалинами и агатами пояс, снять пробу со всех яств на небольшом столике… Последнее она проделала под неприязненным взглядом юного подстолия княжича Вишневецкого, усматривающего в действиях пусть и верховой, но все же челядинки наглое покушение на свои законные привилегии. Ведь это его, и только его право – беречь жизнь великого князя от происков возможных отравителей!..
– Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослави нам пищу и питие молитвами Пречистыя Твоея Матере и всех святых Твоих, яко благославлен во веки веков. Аминь.
Сотворив привычно-обязательное сканирование яств на предмет разных неполезных добавок, Дмитрий страдальчески поморщился. Про себя, разумеется, так-то на его лице отразился лишь умеренный интерес к содержимому полудюжины блюд и мисок.
«Утренняя выпечка нынче пресновата… А нет, пирожки с вишней все же неплохи. Зато с остальным все как обычно: крохотная капелька кантареллы[208] во фруктовом отваре и щепотка сулемы[209] в омлете. И после этого придворные еще удивляются, что у меня плохой аппетит!»
Сытно, хотя и несколько однообразно позавтракав (уж очень специфичным было его меню в последнее время), Великий князь Литовский слегка «подобрел» – что, разумеется, не осталось незамеченным стольниками. А через них и остальным придворным людом.
– Долгих лет тебе, государь.
Надо сказать, что занимаемая должность давала князю Острожскому немало привилегий и возможностей, и в обычные дни (коих было подавляющее большинство) он был весьма доволен своим положением. Но временами, очень редко, пан Константин все же жалел о своем выборе – вот как сейчас, незаметно ежась от тяжелого взгляда молодого правителя.
– И тебе того же, князь.
Глухо кашлянув, родовитый литвин вытянул из широкого рукава небольшую грамотку, развернул ее и для вида вчитался:
– Купцы Риги, Полоцка и Смоленска нижайше просят снизойти до их нужд и оказать великую милость.