— В чем душа токмо держится. Иной день на часец малый очи свои отворит и все — сызнова в беспамятство впадает, — пояснил им усатый.

Рязанский князь призадумался. Нет, он и раньше знал, что весть о гибели братьев изрядно подкосила и без того слабое здоровье старшего Всеволодовича, но резонно предположил, что время лечит любое горе, зарубцовывая даже самые тяжелые душевные раны, то есть, по его раскладу, ростовчанин за прошедший месяц должен был оправиться от постигшей его трагедии, ан поди ж ты. И есть ли тогда смысл вообще настаивать на встрече с ним, коли он одной ногой на том свете, да и вторая, которая еще на этом, тоже стоит нетвердо.

Чисто по-человечески ему было жаль своего тезку. Вот если бы тут находился подыхающий от ран, полученных под Коломной, его брат Ярослав, Константин бы только равнодушно пожал плечами. Впрочем, нет, сейчас, помня о Ростиславе, он даже порадовался бы, но ростовчанину рязанский князь искренне сочувствовал. Однако политика сантиментов не терпит. Пытаться заключить союзный договор или даже поскромнее — обычное перемирие — с безнадежно больным львом просто глупо. К Юрию Всеволодовичу тоже обращаться не имеет смысла — тот всегда заодно с братом Ярославом, так что и пытаться не стоит, но, кажется, и тут ему делать нечего. Разве что… проститься.

Но тут за дело взялся Маньяк. Он негромко окликнул начальника стражи и, пристально глядя ему в глаза, властно потребовал:

— Немедля проведи нас к болящему князю.

Тот поначалу ничего не ответил, остолбенело взирая на Маньяка, однако спустя десяток секунд, в течение которых надменно-брезгливое выражение на его лице сменилось преданно-угодливым, он отрывисто произнес:

— Да вы поскорее заходьте. — И, не говоря больше ни слова, неспешно пошел вперед.

Ну что ж, коли так все поворачивается, значит, судьба, и Константин вместе со своим спутником последовал за ним.

Глава 17 Уговор без договора

Глава 17

Уговор без договора

Заметив удивленные взгляды челядинцев, то и дело встречавшихся им по пути, Константин тихонько шепнул Маньяку:

— А поторопить его можешь?

Тот кивнул и прошипел в спину начальнику стражи:

— Да бегом, а не шагом.

И вновь провожатый послушался не сразу. Поначалу, повернувшись к ним, он даже открыл было рот с явным намерением огрызнуться, но, напоровшись на пристальный взгляд Маньяка, осекся, на секунду застыл в нерешительности, а затем сам прикрикнул на них:

— А ну, пошевеливайтесь! — и резво устремился к очередной двери, подле которой стояло еще двое ратников, послушно расступившихся и пропустивших идущих.