По счастью, на сей раз, когда они пришли, больной пребывал в сознании и сразу радостно заулыбался при виде появившегося в дверях отца Стефана, как еще вчера назвал себя рязанский князь.

Бил Константин по двум уязвимым точкам. Первая касалась самоубийства, являющегося смертным грехом для каждого христианина. По его раскладу выходило, что непротивление болезни вкупе с нежеланием жить такое же самоубийство, разве что завуалированное, скрытое, однако что можно скрыть от людей, нельзя скрыть от бога, который навряд ли захочет простить такую вину.

Вторая причина, по которой больному следовало цепляться за жизнь, касалась его детей, особенно сыновей. Отец должен подавать пример мужественности и силы, на себе демонстрировать, что как бы ни была тяжела напасть, но надо с нею сражаться, а уж если и доведется пасть, то как богатырю, которого победили, но так и не смогли сломить его дух. А кроме того, юные княжичи сейчас как никогда нуждались в твердых мужских наставлениях, а кто, кроме отца, сможет их дать? Мать — это замечательно, но не то, далеко не то…

— Это да, — согласился хозяин терема. — Да и не определены они у меня. Случись что — вовсе без уделов останутся.

Константин нахмурился. Помнится, в той официальной истории, которую он изучал, перед смертью старший Всеволодович успел наделить каждого, оставив Василько свой любимый Ростов с прилегающими к нему землями, Всеволоду — Ярославль, а младшему, Владимиру, Углич. Получается, что в этом мире ростовчанин сделать так не успел.

Обдумывать, хорошо это или плохо, времени не было, но Константин и тут нашелся, дав совет:

— Вот пока и не определяй никого — оставь свои задумки до поры до времени.

— Да как же? — возмутился больной. — А ежели не возмогу я хворь свою одолеть?

— Пусть мысль об их неустроенности тоже тебя поддерживает, — пояснил рязанский князь. — Соберешься помирать, а вспомнишь, что дети неустроенны, и снова откуда ни возьмись силы появятся.

— А коли забуду?

— О детях-то? — усмехнулся Константин и вновь вернулся к Библии, напомнив о страданиях Христа, который пребывал как раз в возрасте больного, но выдержал все, что ему было ниспослано богом.

— Я даже моложе на пару годков, — вздохнул его тезка.

— Тем более, — заметил новоявленный психотерапевт, тут же обыграв в нужном ключе и этот факт, указав, что уж ближайшие два года надо непременно продержаться, а там кто знает, и привел в пример страдания Иова, которому, как известно, бог, сжалившись, даровал полное избавление от мук.

К тому же, как знать, не исключено, что этот настой является не чем иным, как ниспосланной господом в качестве первой, но далеко не последней милости страждущему. Ну как тому же Иову.