Но все бы ничего — добрался ведь. Добил Константина… Всевед. Едва князь появился близ уютного костра на заветной полянке и радостно поздоровался со старым волхвом, как тот, тревожно уставившись на него, вместо приветствия незамедлительно категоричным тоном вынес суровый приговор:
— Темнеешь, княже.
— Стало быть, все-таки Хлад, — обреченно выдохнул Константин и как куль с зерном, тяжело и бесформенно, брякнулся рядом с костром, чуть ли не усевшись прямиком в жаркое пламя.
Впрочем, даже если бы он и рухнул в него, то навряд ли бы заметил, пока не загорелся всерьез. Отныне любая опасность виделась ему ерундой и пустяком, не заслуживающим внимания, по сравнению с тем, с каким «милым и славным» старым знакомым предстояло ему встретиться. Как скоро? Да едва уснет, а человек без сна может продержаться всего несколько суток — это Константин знал точно.
Он с надеждой взглянул на старого волхва, но тот лишь хмурил брови и мрачно сопел. Сказать ему было явно нечего…
* * *
Константине же княже сказывал тако: «Целомудрие и чистота не внешне точию житие, но и сокровенный сердца человек егда чистотствует от скверных помысл, и оное куда важнее. Посему ежели кто из холопей, смердов и прочих данников во Христа не верует, но старых богов держится, не подобает на таковых ни речьми наскакати, ни поношати, ни укорити, но богови оставлять сия. Аз же, яко князь, вменяю себе давати заступу и закон и христианам, и мусульманам, и язычникам, ибо все оные людишки суть мои подданные». Из Владимиро-Пименовской летописи 1256 г. Издание Российской академии наук. Рязань, 1760 г.
Константине же княже сказывал тако: «Целомудрие и чистота не внешне точию житие, но и сокровенный сердца человек егда чистотствует от скверных помысл, и оное куда важнее. Посему ежели кто из холопей, смердов и прочих данников во Христа не верует, но старых богов держится, не подобает на таковых ни речьми наскакати, ни поношати, ни укорити, но богови оставлять сия. Аз же, яко князь, вменяю себе давати заступу и закон и христианам, и мусульманам, и язычникам, ибо все оные людишки суть мои подданные».
Из Владимиро-Пименовской летописи 1256 г. Издание Российской академии наук. Рязань, 1760 г.* * *
В то же лето 6726-е, индикта шестого, в месяц просинец, приехали в селище Залесье четверо княжичей из Чернигова и один из Новгорода-Северскаго по просьбе попа Варфоломея, дабы язычников злобных, кои в том селе обитали, в веру православную обратити. Константин же избиша их со дружинами, а княжичей юных летами повелел запереть в церкви, кою ночью сам и сжег. Тела же отдаша опосля отцам оных и рек им в злобе окаянной: «Дайте срок, и с вами тако же вчиню, егда осильнею». О ту пору прозваша резанского князя люди на Руси Константином-князеубойцей, ибо он черную славу Святополка Окаяннаго затмиша и умалиша, бо тот токмо в смерти трех братиев повинен бысть, Константин же — сочтем, помолясь, — токмо под Исадами девятерых погубил, да Глеба-страстотерпца еще, да прибавь четверых князей владимиро-суздальских, да двух муромских. К им же новые мученики прибавились, числом пятеро, и тако всего два десятка и еще одного имеем. Сынов же их, княжичей малых, и вовсе не счесть, сколь он обездолил. Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 г. Издание Российской академии наук. Рязань, 1817 г.