Далее настал черед церкви. Запалил он ее не сразу — вначале перетаскал к входной двери весь запас дров, приготовленных для костра, чтобы точно хватило до утра, и только после этого поднес к ним горящие головни. Одной или двумя Константин не удовлетворился, действуя наверняка, и запалил здание со всех четырех сторон.
Кузнечиха затаилась за забором, не понимая, что ей делать и как быть, а Константин преспокойно направился в избу. Вернуться вслед за князем она побоялась и тут вспомнила о ратнике, продолжавшем лежать на снегу. Решив помочь несчастному, она опрометью бросилась к неподвижному телу, но едва приподняла голову дружинника, как почти мгновенно поняла, что ему уже не помочь — мертв. Она встала, огляделась по сторонам, машинально подобрала платок вместе с железякой, да еще вот с этим, которое невесть кто выронил.
— Он, видать, у тебя в одной зепи[57] вместе с платом лежал, вот и выпал… — пришло ей на ум. — А вот ключа от церкви я в снегу не сыскала, — сокрушенно вздохнула она. — Может, выкинул ты его, а может, сунул куда.
Уже стоя подле своего дома, она увидела, как над Орехом склонился еще один человек, и был это не кто иной, как попик, который чуть погодя вскочил на ноги и, спотыкаясь и падая, устремился в сторону леса.
Слушал ее Константин недоверчиво — несмотря на всю логичность, в его голове никак не укладывалось, что это он сам, своими собственными руками учинил все злодеяние. Помогала… царапина на ладони, на которую он время от времени поглядывал. А где-то ближе к середине повествования Пудовки князь припомнил, что как раз вчера он впервые за долгое время снял с себя оберег, сунув его в карман.
Глупо, конечно, всерьез считать, что он каким-то образом мог защитить его от преследователей во сне, да и при чем тут они — убивал-то дружинника он сам, да и церковь запалил своими руками. Но вслед за этим он невольно сопоставил два своих сна — нынешний, в котором горгона помогла ему ускользнуть от погони, и вчерашний, когда он улегся спать без оберега и его поймали и скрутили… Ну да, все сходилось. Поймали, скрутили, после чего… принялись рулить его телом как заблагорассудится.
А кузнечиха продолжала рассказывать, как ближе к утру, когда поднялась тревога, она, наблюдая за поведением Константина на пожаре, стала догадываться, что здесь что-то нечисто. Слишком естественно вел он себя. Не мог хладнокровный убийца, не пощадивший даже собственного дружинника, быть таким. Она и платок-то протянула ему именно для проверки, но и тут князь остался невозмутимым.
Однако сомнения сомнениями, но в любом случае сознаваться в увиденном Пудовка не собиралась, вполне логично рассудив, что очевидцев такого злодеяния, пусть даже совершенного бессознательно, в живых не оставляют. Промолчала она, и когда услыхала, что грозит всему княжеству, если убийцу найти не удастся. Что проку, даже если и поведает обо всем. Не явится же Константин с покаянной головой перед черниговцами?