Откуда им было знать про особенности воздействия термобарических боеприпасов на живую силу противника? В прошлую войну такого не было.

— Скептики и маловеры! — вновь зарокотал в низкой горнице бас обученного риторике человека. Изрядно охмелевший отче набрал в грудь воздуха, и распространяя запах свекольного самогона, продолжил:

— Истинно говорю вам! Спустился с небес архистратиг Михаил и крылатое его воинство! Спас гость животы наши от смерти и поругания, а дома и пожитки — от геены огненной. Пошел он босой и безоружный навстречу смерти неминуемой, но разверзлось небо над головами слуг Нечистого, Лжеца и Отца Лжи! Вы же, как дети неразумные или фарисеи древние, уверовать без того, чтобы перстами Спасителю в раны не влезть, не способны!

На всякий случай, Гервасию налили еще. Возражать как-то не хотелось. Разговор затих сам собой. Многие из повоевавших помнили, как приходилось, скрипя зубами, бесплодно ждать поддержки с воздуха.

Вот так, в тревожной тишине, пропитанной запахом самосада, пока взрослые и битые жизнью люди понемногу отходили от пережитого, и родилась легенда о вернувшемся с небес защитнике малых сих.

Те, кто по долгу службы держал в руках штурвал, молчали, будучи связанными Присягой. А люди, принимающие решения, просто пожали плечами, прикинули идеологические последствия и психологический эффект, и появилось мнение: распространению легенды не препятствовать.

22 декабря 1952 года

22 декабря 1952 года

— Что ж ты творишь, честной отче?! — жестко спросил я наутро Гервасия, улучив минуту, когда рядом с ним никого не было. И добавил:

— Зачем химеру в мозги людям пустил? В мире и без того сказок, что блох на собаке, так ты еще одну сотворил. Да ловко как! Понимаешь ведь, как на самом деле все было.

— Вера надеждой крепится, — слегка побледнев, но без тени смущения ответил молодой батюшка. — А надежду молва питает. И сказано было: нет рук у Бога, кроме наших. Вот я и подумал…

— Ох, ты и конъюнктурщик! Использовать боеприпасы объемного взрыва для иллюстрации темы о Божьем промысле, это уметь надо.

— Я таков же, как и любой философ. По мере слабых сил своих стараюсь растолковывать все виденное к вящей славе Его, — прозвучал ответ.

— Философы думают не о сиюминутной выгоде, как ты, — заметил я.

— Ой ли? А ведомы ли тебе имена Платона и Заратустры? — поинтересовался отец Гервасий.

— Читал немного.

— Вот то-то и оно, что немного, и не их, а про них. Это как Русланову слушать по телефону, да еще и в исполнении соседа Рабиновича, — невесело пошутил священник.