Алексей Иванович аж выдохнул.

Умна у него, оказывается, дочка?

Платон Митрофанович снова кивнул согласно:

– Ежели батюшка тебе замуж идти прикажет?

– Такая доля девичья.

– Даже и не спросишь, за кого просватают?

– За дурного человека ни батюшка меня не отдаст, ни ты, боярин, не посватаешь.

– И наново верно. Что за дочка у тебя, боярин! Что ни слово, то золото!

– Устя у меня сокровище, – довольно кивнул боярин. – И хороша собой, и умна, и по хозяйству может, и с людьми приветлива. Такую плохому купцу и не отдашь.

– И не надобно плохого. Вот что, Устинья Алексеевна. Ты мне сейчас ответь, как на исповеди, – любишь кого?

– Батюшку люблю. Маменьку, сестриц, брата…

– Да я не про ту любовь говорю, – отмахнулся боярин. – Из мужчин, может, люб тебе кто?

– Замуж выйду, боярин, так буду мужа любить.

– И то верно. К Рождеству отбор в царских палатах будет. Невест для царевича пригласят. Не хочешь одной из них стать?

– Как батюшка велит, так и будет.

– Велю, – согласился Алексей Иванович.

– А я из воли вашей не выйду, батюшка. Или можно свое желание высказать?

– А ты не согласна? – удивился боярин. Вроде как и не дура девка-то? Или – начинается? – Или что-то попросить хочешь?

– Хочу. Чтобы сестру мою вместе со мной пригласили. И нам вдвоем легче будет, и она ко мне ревновать не станет. А может, и приглядит ее кто из царских ближников. Не на отбор, не в невесты, а так, сопровождать меня. Можно ей будет?

Раенский только в ладоши хлопнул. Огонь-девка!