– Видывать приходилось. Я и запомнила.

Такое быть могло, Макарий и внимание заострять не стал. Вместо этого расспрашивать начал.

– А поведай мне, боярышня о своей семье? Про отца своего, про матушку?

Устя отвечала, Макарий смотрел. И все время удивлялся.

Всякое в жизни бывает, конечно. А только некоторые вещи не спрячешь. Сидит перед тобой девушка, разговаривает, а ощущение, что она старше своего возраста раза в два.

И знает очень много. И языки превзошла, и про жития святых говорит рассудительно… Откуда ей знать-то столько?

Вроде и не девушка молодая с ним говорит, а человек взрослый, поживший, переживший многое и многих.

– Доводилось ли тебе, боярышня, близких терять?

– Кому ж не доводилось такое, владыка?

И снова – ровно и правда сказана, да не вся.

Метнулось что-то темное в серых глазах, скользнуло да и пропало, ровно не бывало. Да что ж за девка такая непонятная?

– Скажи, боярышня, люб ли тебе Фёдор Иоаннович? Слово даю – все сказанное только между нами и останется. Никому не передам.

И снова тень.

– Не люб, владыка. Как любить человека, когда не знаешь его?

– Не злой он, не подлый…

Молчание в ответ.

– Царевич. Для многих и этого довольно.

– Не для меня, владыка.

Как ни пытал ее Макарий, а все одно не смог странного чувства избыть.

Сидит перед ним девушка юная, а словно смотрит из ее глаз кто-то старый, усталый. И все хитрости Макария ему наперед видны. И… не доверяют ему, не верят.