Да, и это в монастыре было. Одна из монахинь покончить с собой хотела, не по нутру ей была жизнь затворническая. А паслен… чай, не редкость, не роза заморская, такой-то дряни везде хватает.

С той поры Устя и запомнила, да и потом про ведьмино растение еще почитала.

Схватила со стола первый же кувшин, принюхалась.

Вода. Вроде как с ягодами какими…

– ПЕЙ!!!

И столько власти было в ее голосе, столько силы, что Наталья и пискнуть не решилась, принялась воду глотать безропотно.

– Тазик!!! – Устя на слуг рявкнула, те заметались, откуда-то бадью добыли… над ней боярышню и рвать начало. Устя ее поддержала, на боярыню Пронскую оглянулась: – Не знаю, что именно отравили, куда яд подсыпали. Проверить надобно, распорядись.

Боярыня забулькала невнятно, потом все же возмутилась:

– Да с чего ты…

Поздно.

В горницу уж Фёдор входил. Михайла кое-кому из слуг приплачивал, как только суматоха в горнице началась, к нему люди кинулись. А уж он к Фёдору:

– Кажись, отравили кого. В тереме, где невесты!

Фёдору больше и не понадобилось. Как представил он, что Устя… что это ее…

Сердце захолонуло, в боку резь началась, так и кинулся опрометью через все палаты, и Михайла за ним.

Так они все и увидели.

Одну боярышню над тазиком рвет, вторая в уголке по стеночке сползает, Устя над первой боярышней стоит, поддерживает ее, боярыня Степанида что-то сказать пытается…

Фёдор и рявкнул, как смог. Пискляво получилось, ну да и ладно!

– Немедленно за лекарем!

– И воды с солью! – Это уже Устя крикнула.

За водой Михайла метнулся, кого-то из слуг пнул что есть силы… шум поднялся, гам.