Да что ж за наваждение такое?!

Под кожу ты влезла мне, гадина! И вырвать тебя только с кровью можно, с сердцем из груди вытащить! Да за что мне такое?!

Устя и выдохнуть не успела – дверь наново хлопнула. Перед ней Аксинья встала, руки в бока уперла.

– Вот ты как?! ДА?!

– Я? Да о чем ты? – Устя и не поняла сразу.

– Михайла! Мой Михайла тебе в любви признавался! А ты… ты… ГАДИНА!!! – завизжала Аксинья. И лицо сестре царапать кинулась.

Устя только выдохнула, сестру в угол спроваживая. Увернулась чуток да ножку подставила – отлично получилось.

– Охолони, дура. Не нужен мне твой Ижорский!

– А ТЫ!!! ТЫ ему нужна!!! – вовсе уж дикой кошкой зашипела Аксинья, но более не кидалась, поняла, что бесполезно это.

Устя только плечами пожала:

– Пройдет у него. Успокойся, никто из нас Ижорскому не надобен, разве что власть да деньги. Ради них он и на корове женится…

Может, и не стоило так-то, да сил уже у Устиньи не было. От тревоги за любимого мужчину, от поисков черного, от бессонных ночей, да и Фёдор тут, и бояре, и днем гадюшник девичий… кто ж тут выдержит? Устя исключением не оказалась. Накопилось все – и сестре досталось, не смогла боярышня спокойствие проявить.

Аксинья завизжала, ровно свинья, – и из горницы вылетела.

– НЕНАВИЖУ!!!

Устя на лавку присела, лбом к стенке прислонилась. Дерево прохладой утешало, ласкало, успокаивало.

Ничего-то не поменялось. И тогда Аксинья ее ненавидела, и теперь… и опять из-за Ижорского?

Дура… не стоит он того. Но как ей объяснишь?

* * *

Аксинья по коридору бежала в отчаянии, пока не уткнулась в кого-то большого, теплого, поневоле остановиться пришлось.