И ненавидела?
Я попыталась вспомнить нашу последнюю встречу в той, черной жизни.
Меня ссылали в монастырь. Я уже о том знала, понимала, что все кончено… что же я просила?
Немногое.
Писать мне хоть иногда, хоть пару слов, чтобы я себя заживо погребенной не чувствовала.
Для меня тогда это важно было – почему?
А все просто. Аксинья для меня тогда была связью с той, прежней жизнью, в которой и родители живы, и брат, и Боренька, и я за Федьку замуж еще не вышла… хоть пара слов бы!
Хоть что!
Аксинья отказалась. До сих пор ее слова помню:
Мне тогда очень больно было.
И… даже тогда я Аксинью пожалела. Видно было, не от хорошей жизни она это говорит. Что же я ей сказала? Вспоминай, Устя! Кажется: «Бедная моя сестричка…»
И Аксинья завизжала, веером расписным в меня швырнула и за дверь вылетела.
Я так и не поняла тогда, что ей не понравилось, чем оскорбила, чем задела? А сейчас сообразила.
Ежели тогда она Михайлу любила – и знала, кого ее муж любит…
Ей моя жалость хуже крапивы была, хуже железа каленого.
Конечно, ничего она мне не написала. И не видела я в монастыре никого, и не передавали мне ничего… нет, вру.
Семушка сказал, что бывали письма, бывали и подарки, только отдавать мне их было не велено.
В стены монастыря вошла – и умерла.