Расклад довольно быстро переменился. Лесков стал праветь, Суворин еще долго оставался умеренным либералом. В начале 1860-х он начал писать рассказы из народного быта, на которые имел право хотя бы в силу происхождения (отец его, государственный крестьянин, дослужился до капитана и так получил потомственное дворянство). Подобно многим шестидесятникам Суворин старался избегать идеализации крестьян. Отчасти предвосхищая Лескова, он конструировал рассказчика из народной среды и в своей прозе тяготел к анекдоту⁴⁸⁴. Суворин стремительно развивался: читал, занимался самообразованием; вскоре перо его, уже отточенное, заблистало в «Санкт-Петербургских ведомостях». Скрывшись за литературной маской Незнакомца, он публиковал язвительные фельетоны, направленные против консерваторов: В. П. Мещерского, М. Н. Каткова, иногда и Лескова – как, например, цитировавшуюся выше заметку о «Некуда» и ее авторе, которую Алексей Сергеевич со значением подписал «Знакомый г. Стебницкого». Лесков в публицистике тоже не щадил «господина Незнакомца»⁴⁸⁵, но тот обычно просто не отвечал на его нападки.

В первой половине 1870-х годов после долгого охлаждения началось их постепенное сближение, они общались и переписывались затем многие годы. Когда в январе 1875-го из-за смены редактора «Санкт-Петербургских ведомостей» Суворин покинул газету, именно Лесков предложил ему помощь⁴⁸⁶. В 1876 году, начав издание газеты «Новое время», Суворин пригласил старого знакомца к постоянному сотрудничеству, и до начала 1880-х газета постоянно публиковала его статьи, рецензии, небольшие заметки, легенды, а иногда и положительные отзывы на его произведения.

Открыв собственную типографию, Суворин выпустил несколько изданий «Некуда»; в серии «Дешевая библиотека» неоднократно выходили повести Лескова о праведниках. А в 1889 году Суворин сделал Лескову поистине царское предложение – издать собрание сочинений (оно стало единственным прижизненным). Возможно, оттого, что они принадлежали к одному поколению и ходили похожими путями, в их отношениях присутствовала состязательность. В 1889 году, например, Суворин вступил в литературное соревнование с Лесковым, напечатавшим в одиннадцатом номере «Русской мысли» легенду «Аскалонский злодей», – опубликовал в «Новом времени» от 25 декабря собственную историю на тот же сюжет из Пролога[95], назвав ее «Аскалонская верность».

Лесков рассказывает, как жена купца, попавшего в тюрьму за долги, отказывается освободить мужа ценой своей чести. Разбойник, пораженный ее целомудрием, открыл ей место, где лежит клад, и та заплатила за мужа. В рассказе Суворина, лишенном лесковских деталей и украшений, купца освобождает его друг, но затем признаётся, что деньги на выкуп нажиты неправедным путем⁴⁸⁷. Алексей Сергеевич словно бы преподавал Николаю Семеновичу не литературный, а нравственный урок: не всякое даяние благо. Очень вероятно, что в такой интерпретации проложного сюжета он последовал за Бурениным, упрекнувшим Лескова как раз в том, что герои «Аскалонского злодея» не погнушались «грязными» деньгами, добытыми разбоем. Тем не менее Суворин сопроводил свой рассказ комплиментарным примечанием, в котором похвалил лесковские переложения[96] и даже указал, что не согласен с Бурениным и считает литературные обработки древних легенд делом полезным.