— Потому, что война, Машенька. Сама война — большая несправедливость. И чтобы люди перестали гибнуть, мы должны сделать все, чтобы она скорее кончилась.

— Ты помнишь, как Ваня писал в своем первом письме? Он тогда писал: «Вы ведь тоже проявляете храбрость. Ваша работа на тракторе — это та же боевая вахта, та же высота, за которую мы бьемся здесь, на фронте». Так вот, Даня, я хочу каждый день брать высотку за высоткой, каждый день! Это для Вани, это для победы! Ах, Даня, он так хотел жить, он так ждал победы!

Маша замолкла, в это время вспыхнула яркая молния, и я увидела мокрое от дождя, смертельно бледное лицо Маши и ее темные горящие глаза. Молния погасла, грянул такой ужасный гром, что мы в страхе прижались друг к другу.

Но вернемся к прерванному рассказу, к осени 1942 года.

Как я уже сказала, мы получали очень много писем. Во многих письмах бойцы (особенно молодые) просили, чтобы мы послали им свои фотокарточки. Дуся в выходной день съездила в Рязань и сфотографировалась. Она тщательно завилась, навела «блеск и красоту» и была очень довольна, как получилась на карточке. Привезла, она их двенадцать штук и посылала только летчикам и морякам. Очень скоро у нее завязалась переписка с летчиком, Героем Советского Союза. Дуся ужасно гордилась: этой перепиской и была крепко влюблена в своего корреспондента. Он прислал ей свою фотокарточку. Снят он был накануне войны в аэроклубе. С карточки на нас смотрело озорное и приветливое лицо юноши в летном шлеме и летной курточке.

Эту фотокарточку Дуся всегда носила с собой. Бывало, работает на тракторе, — а она теперь очень старалась — вынет карточку из кармашка комбинезона и полюбуется на него, а то и поговорит с ним.

— Володечка, — скажет она карточке, — ты ужасно какой симпатичный, деликатный, глазки миленькие, а уж улыбка такая, что расцеловать хочется! — поцелует карточку, осторожно положит ее обратно в кармашек, вынет маленькое зеркальце, полюбуется и на себя, потом спрячет зеркальце и скажет мне (я частенько бывала у нее на поле):

— Хоть лопну, Даня, а полторы нормы сегодня сделаю, а ты в моем письме к Володечке черкнешь, мол, Дуся молодец, на своем тракторе по полторы нормы дает. Согласна?

— Согласна.

Как-то вечером, когда мы ложились спать и Дуся, вынув карточку, любовалась Володечкой, Нюра Анисимова спросила ее:

— А если Володечка будет ранен и ему отнимут ногу, выйдешь за него замуж?

— А как же, — ответила Дуся, — да ты знаешь, какая у нас любовь? Такую поискать надо и то не найдешь.

— А если самолет его разобьется и он две ноги потеряет, тогда как? — не унималась Нюра.