Это была очень, очень тяжёлая работа, и это было совсем не то, что работать внутри и снаружи, то есть если тебе становится плохо, ты можешь пойти в кино, или посмотреть телевизор, или напиться, или сделать что угодно ещё. В Шерборне приходилось сидеть там и искать способ управиться со своей проблемой — точным выражением будет: поработать с ней — это нелегко. Пока я был там, женщина, с которой я жил, бросила меня, и это было для меня ужасно — я был на грани самоубийства — это не было легко. Но с другой стороны, это было определённо началом моей жизни, если хотите.

РТ: Какие там были дисциплины, тренировки, упражнения?

РФ: Всё начиналось с утреннего упражнения — серии психологических упражнений, связанных с работой с довольно сложными течениями. Мы вставали в 6, утреннее упражнение в 6:45, завтрак в 7:30, а в 8:30 начиналась практическая работа. Человеку требовалось овладеть каким-нибудь новым практическим делом, причём спешно. Я, например, был начальником слесарной мастерской. Я помню, как шестидесятилетняя домохозяйка из Тасмании клала кирпичную стену — мы пытались построить гимназию, которая стала настоящим белым слоном. Увидев ту работу, которая была вложена в это дело, я подумал, что единственное, что может удержать это здание в конце дня — это молитва, потому что все внешние обстоятельства были очень шаткими, скажем так! В дополнение к практической работе там были космологические лекции, психологические лекции, замечательные гурджиевские эксперименты, священный кинез, но главным образом это была всё-таки практическая школа, а не теоретическая — и притом сбалансированная: ты не просто изучал теорию, тебе задавали упражнения — и они зачастую ставили твой разум в тупик, многим вещам, которые там были, едва ли можно было найти рациональные решения.

РТ: Вероятно, это действовало как провокация.

РФ: Я бы не стал употреблять этого слова. Не нужно создавать провокационных ситуаций — просто поместите сто человек в один дом, и вы их получите.

РТ: Как вы думаете — там были необходимые предохранители? — похоже, что это был форменный психический стресс.

РФ: Да… Впрочем, люди, которые чувствовали, что больше не могут там оставаться, уходили. Тот человек, у которого был самый жесточайший срыв в том году, показался мне замечательно здоровым и приподнятым две-три недели назад. Это была замечательная школа; она не была совершенной, но она предоставила четырёмстам пятидесяти людям такие возможности для образования, каких они не получили бы больше нигде.

В этом месте был какой-то холод. Физически оно было невероятно некомфортабельно.