Но для Токажевского он делал исключение. Руднянская запомнила, что Корчак очень любил и ценил его. В Менженине они часто разговаривали, вместе медитировали, Доктор участвовал в формальных и неформальных встречах ложи, которые проводил генерал. Любительская фотография могла бы остаться просто свидетельством неожиданных менженинских контактов. История придала ей глубину.

Вокруг на каждом шагу побеждали силы зла. Гитлер безжалостно расправлялся с противниками. Муссолини насаждал фашизм в Италии. В Советском Союзе Сталин начинал свой страшный террор, в показательных процессах осуждали на смерть самых преданных коммунистов. Так в 1937 году убили брата моей бабушки – Максимилиана Горвица-Валецкого.

В Польше шла борьба за власть, росли страхи за будущее, учащались налеты крайних правых: национал-радикального лагеря и его бандитской смены, «Фаланги» – они нападали на еврейские магазины и организации, провоцировали антисемитские инциденты в университетах, устраивали «гетто за партами»[43] и numerus clausus, преследовали преподавателей еврейского происхождения. Усилились репрессии по отношению к украинцам. В Менженине спорили о том, как преобразовать мир в Королевство Добра и указать человечеству путь правильного развития, основанного на принципах общественной и международной гармонии.

В 1935 году польские масоны еще тешили себя иллюзиями, что они могут влиять на жизнь общества и на ход истории. С 1936 года, когда в правительственном лагере победило авторитарное правое течение, в газетах все чаще стали появляться антисемитские выпады. Пресса и пропагандистская литература представляли вольных каменщиков ордой безбожников, заключившей союз с врагами Польши и отравляющей душу нации. С энтузиазмом упоминали гитлеровские тюрьмы и концлагеря для масонов, давая понять, что подобные меры были бы уместны и в Польше.

Лето 1938 года. Корчак на поляне под соснами, на лежаке. Неподалеку – компания детей. Познакомились, подружились, вскоре разъедутся. Он читает им последнюю главу «устной повести»:

Нет. Вы меня не подвели. – Хочу сказать спасибо. – Вы вовсе мне не мешали. Я обязан вам многими новыми мыслями и воспоминаниями, многому научился. <…>

Вспомнилось вот. – Давно.

Электричества тогда еще не знали, возвращаюсь из школы на конке. Летом трамвай тянул по рельсам один конь, а зимой запрягали двоих, потому что по снегу тяжело. И вот я стою с ранцем за спиной рядом с извозчиком, а он кнутом подгоняет и бьет. А кони тянут – а снег ведь. Мне жалко их. Говорю: «Вы так бьете». – Он искоса глянул недобро и говорит: «А ты сойди и тоже тяни, молодой человек, раз такой жалостливый; вылазь из трамвая: коням легче будет». – Я страшно устыдился. На всю жизнь урок: не встревай, если не знаешь, как лучше, не болтай, если не помогаешь, не критикуй, если не умеешь сделать по-другому. – Тяни и ты, молодой человек.