Воспоминания Михала Зильберберга позволяют словно сквозь ветхую занавеску заглянуть в глубины тех времен. Мы видим двор на Хлодной, 33, где очень жарким летом 1941 года по вечерам собираются жильцы:

Здесь был наш «зал» для собраний, неофициальных дискуссий, занятий и игр в свободные минуты <…>. Корчак мог сидеть здесь часами с парой малышей на коленях, беседуя и играя с ними. Он интересовался и детьми жильцов. Меня, многолетнего учителя, он тоже вовлек в мир Дома сирот{392}.

В эти летние вечера они разговаривали не только о том, как спасти детей от голодной смерти и бушующего вокруг тифа. Они составляли список представителей еврейской интеллигенции, деятелей культуры, которые могли бы читать лекции воспитанникам. Зильберберг подготовил доклад об И.-Л. Переце, знаменитом еврейском писателе и поэте, связанном с Варшавой. Рассказывал о нем на польском, стихи читал на идише. «Все люди – братья… Один нас создал Бог… Мир – наша общая отчизна». Дети сидели, заслушавшись. «Неподалеку, из-за стены гетто, доносились зловещие мерные шаги немецких часовых»{393}.

Зильберберг с удивлением наблюдал, как Корчак все сильнее ощущает свою связь с еврейством. Когда на Хлодной устроили благотворительный концерт, на который пригласили ассимилированных и ортодоксальных евреев, начались дебаты о том, на каком языке будет программа концерта: польском, идише или иврите. Доктор разрешил спор, сказав: «Большинство людей в гетто говорит и думает на идише и, даже умирая, шепчет слова на идише. Таким и должен быть язык концерта. В любом другом случае у представления не будет души»{394}.

Перед войной в Доме сирот всегда соблюдали еврейские праздники. Корчак – религиозный на свой лад, вне каких-либо вероисповеданий – считал, что дети, которые в большинстве своем вышли из традиционной среды, должны блюсти принципы иудаизма, чтобы не разрывать связей со средой, сохранять свою национальную принадлежность, черпать утешение в вере. Но он уважал и другой выбор. В гетто он очень старался дать детям возможность поговорить с Богом. Написал для газеты Дома сирот воспоминание из довоенных лет, где подчеркивал разные радости, которые приносит религиозная практика:

Когда собрались все мальчики, которые записались на ежедневную молитву, – я спросил, почему они молятся, почему приходят на молитву. Это было давно, так что точно уже не помню, тетрадь, где я записал ответы, пропала. – Были они примерно такие.

Первый сказал:

– Как же мне не молиться? Я ведь еврей.

Второй сказал:

– До завтрака мне нечего делать в зале, а в классе тепло и светло.