Суд назначил штраф с рассрочкой выплаты – по пятьсот злотых в месяц. Польский «темно-синий» полицейский доставил Корчаку решение суда лишь через несколько недель, объяснив, что не мог дольше задерживать извещение. По словам Стеллы Элиасберг, Корчак решил не выплачивать штраф. «Пусть сами придут и возьмут, у меня денег нет, сиротских не трону и подарков не приму»{387}. Но эта история не давала ему покоя до конца жизни.

Михал Зильберберг писал, что Корчак, выйдя из тюрьмы, сразу же приказал замуровать главный вход в дом на Хлодной.

Нам это казалось чудачеством, но он хотел как можно сильнее отгородиться от немцев. Выйдя из тюрьмы, очень встревоженный, он просто-таки боялся собственной тени. А наш дом находился у самой границы гетто, немцы были близко{388}.

Боялся? Или, скорее, хотел уберечь детей от контактов с улицей, спастись от постоянных визитов людей, штурмовавших двери с просьбами о помощи, в которой приходилось отказывать. Он мечтал, что в закрытом анклаве приюта им удастся пережить самые тяжелые времена.

Стелла Элиасберг писала:

На Хлодной жизнь детей была прекрасно организована; вместо школы – приходящие учителя, а также уроки Корчака. Ежедневные занятия: швейная мастерская, кружок полезных развлечений, кукольный театр, любительские спектакли для наших воспитанников, их семей и для детей из других учреждений. Главным организатором была п. Клима Крымко, после войны – руководительница варшавского театра для детей. В дни торжеств, когда в синагогу уже нельзя было прийти, траурные службы по погибшим проводились в Доме сирот{389}.

Она не вспоминала о том, сколько понадобилось усилий, чтобы раздобыть средства на содержание воспитанников, число которых вскоре выросло от ста пятидесяти до двухсот. Жители гетто получали продовольственные пайки на двести-триста калорий в день. Минимум, необходимый для работы человеческого организма, – две тысячи четыреста калорий. Поэтому Доктор, приходя в еврейские общественные организации, в зажиточные или влиятельные семьи, уговаривал, просил, умолял дать хлеба, крупы, картофеля для своих подопечных.

Доктор Мечислав Ковальский, тогда – Кон, работавший в Отделе здоровья при Еврейском совете, описывал:

В мой кабинет вошел невысокий, стройный, немного сутулый пожилой человек, с лицом, покрытым морщинами, с небольшой рыжевато-седой бородой и необычайно добрыми, вызывающими доверие глазами. Безо всяких предисловий он рассказал, что детям не хватает всего: еды, белья, лекарств, но прямо сейчас нужнее всего мыло. Мне удалось достать немного мыла, и с тех пор Корчак появлялся у меня довольно часто, но надолго не задерживался. Он всегда спешил, никогда не говорил о себе…{390}