Итак, Кинг очутился перед мотелем Формана, в красках описывая свои наполеоновские планы. Он не соврал, когда сказал, что Али согласился участвовать. Кинг не знал, где он раздобудет деньги, чтобы заплатить бойцам, – у него со Шварцем не хватало даже на первый платеж в размере 100 000 каждому боксеру. Но об этом они подумают как-нибудь потом.

«Это мой шанс вырваться вперед, – сказал Кинг Форману. Они прекратили нарезать круги по стоянке. Кинг указал на кожу своей руки. – Я черный. Подвернулась большая возможность показать всем, что вместе черные могут добиться такого успеха, что никому и не снилось».

Кинг потряс бумагами перед Форманом. Наконец после двух часов прогулок по стоянке Форман согласился поставить свою подпись.

Тем же днем Кинг встретил Шварца в баре мотеля и показал ему бумаги. Они были абсолютно пустыми, кроме подписи Формана. На одном листе подпись стояла в самом низу страницы, на другом – чуть повыше, а на третьем – посередине. Кинг сказал Форману, что заполнит пустые страницы как положено и покажет их юристу боксера. Они решат, какую из подписей Формана использовать, основываясь на длине контракта.

Под конец Кинг пообещал, что Форману заплатят на 200 000 долларов больше, чем Али. Любопытно, что предприимчивый промоутер Али дал диаметрально противоположное общение, сказав, что тот получит на 200 000 долларов больше, чем Форман.

Несмотря на увещевания Дона Кинга, матч «Али против Формана» не сулил афроамериканцам свободу и справедливость, но это не делало бой менее важным. После трех с половиной лет, проведенных вдали от бокса, Али пробивал себе путь к вершине, одолев двух профессионалов, которым удалось превзойти его, и заработал шанс побороться за титул чемпиона в тяжелом весе. Для любого боксера это была высшая честь – титул, который он отобрал у Сони Листона, а затем лишился его усилиями правительства США. Об этом титуле он мечтал с тех пор, как был Кассиусом Клеем-младшим, тощим маленьким мальчиком, который тренировался с белым полицейским в подвале выставочного зала в сегрегированном городке Луисвилле, штат Кентукки.

Али было тридцать два. Уже многие годы он называл себя «Величайшим бойцом всех времен», для пущего эффекта протягивая слоги в двух последних словах: «Величайший все-е-е-е-е-е-х вре-е-е-ме-е-е-е-е-е-н!»

Ему выпал еще один шанс доказать это.

Прошло двадцать лет с тех пор, как он впервые надел пару боксерских перчаток под руководством Джо Мартина, и десять лет с тех пор, как он победил Листона и объявил о своей приверженности «Нации ислама». За прошедшие десять лет он превратился из героя в злодея и обратно в героя. Он бросал вызов закону, сражался с расизмом и белыми авторитетами, которые утверждали, что чернокожие спортсмены должны заниматься своим делом и держать рот на замке. Он всегда сражался с чем-то, даже если казалось, что он сам выдумывал себе противников, опираясь на свои религиозные и политические взгляды так же непринужденно, как птичка перескакивает с ветки на ветку. Благодаря прямоте своего характера и заразительному энтузиазму он заставлял людей поверить в каждое свое слово. Художник Энди Уорхол, который как никто другой знал о силе образов и популярных икон, повстречал Али в начале семидесятых и сказал следующее: «Он просто повторяет одну и ту же простую истину снова и снова, пока не вдолбит ее в уши людей. Но такой красавчик, как он, может говорить все что ему заблагорассудится».