Турнир состоится в январе 1941-го, и его выиграет Ботвинник, Керес будет вторым, Смыслов – снова третьим.

Если футболом Мур ненадолго заинтересуется, то шахматами – никогда. Эта увлекательная и необыкновенно сложная игра слишком абстрактна для гуманитария.

До середины ноября Мур учился в 8-м “В”, а затем его и еще восемь учеников перевели в 8-й “А”. Теперь Мур учился в первую смену. Нельзя сказать, что Мур был лидером класса, но, очевидно, поставил себя достаточно высоко. И школьники, что удивительно, согласились с его высоким местом. “Я имею в классе известный авторитет”, – заметит Мур 16 октября. Это было в 8-м “В”. В 8-м “А” авторитет парижского мальчика только вырастет. С чем это связано? С успехами в учебе? Но Мур так и не стал круглым отличником. Безоговорочно лучшим он был только по французскому, русскому и литературе. Но разве этого достаточно, чтобы одноклассники тебя полюбили? Или одноклассники Мура были идеальными школьниками, которые уважают не силу, а ум и знания? Не умение быть таким, как все, а оригинальность? Этого мы достоверно не знаем. Но есть одно предположение.

4 января 1941 года Мур запишет в дневнике: “В школе я прикидываюсь необычайно занятым человеком. Очевидно, почему-то все думают, что у меня отец – крупный ответственный работник; очевидно, потому, что я приехал из-за границы и хорошо одет”. Может быть, в этом и заключается ответ.

В предвоенной сталинской Москве еще не носили школьной формы. Ее отменили в первые послереволюционные годы как наследие проклятого царизма. Результат оказался прямо противоположным революционной идее равенства. Дети из богатых семей могли щеголять в заграничных нарядах, что считалось тогда высшим шиком. Цветаева и Мур были небогаты, зато парижские костюмы ставили Мура на высшую ступеньку школьной иерархии.

Интересно, что в 167-й школе отношения Мура с одноклассниками были хуже, чем в простых школах, где преобладали ребята из небогатых и неинтеллигентных семей. В сентябре 1940-го Муру в 167-й явно плохо, и не только из-за сложностей с математикой. Настоящая жизнь начинается для него только за ее пределами. Там свобода, прогулки с Митей, концерты, книжные магазины, рестораны. А в школе некуда деваться от “гикания товарищей, зубоскаления”, “долбежки” учителей, замечаний, “шума и гама” на переменах, армянских анекдотов, которые тогда были популярны. В 326-й дети менее интеллигентны, “более просты”, но Муру там лучше. “Это странно”, – замечает он. Интеллигентные дети должны бы быть ему по душе, “но нет, я предпочитаю иметь дело с ребятами более простыми и более симпатичными”⁷⁰⁷, – пишет Мур. Возможно, дело не в предпочтениях Мура, а в предпочтениях одноклассников. В 167-й и без Мура хватало мальчиков “в заграничных костюмах”, а в школе на Покровском бульваре он был такой один. Одевается лучше всех, долго жил за границей, знает иностранный язык как русский, а по русскому – первый ученик. Общество само выстраивает иерархию, даже если власть выступает за равенство и демократизм.