С двенадцати-четырнадцати лет у детей начинается активное формирование префронтальной коры головного мозга[104]. Владимир Губайловский, ссылаясь на работы современных нейроэндокринологов, предполагает, что после этого возраста смена национальной идентичности маловероятна. Можно переехать в другую страну, можно выучить в совершенстве иностранный язык (хотя с годами и это сделать всё труднее), но национальность уже не сменить. “Окно возможностей” или закрывается вовсе, или становится труднодоступным.
Мур приехал в сталинскую Москву, когда это “окно” для него должно было закрыться. Ассимилироваться было поздно. Все попытки сблизиться с новым русским окружением, с одноклассниками кончались одним и тем же: Муру становилось скучно. Со временем русские сверстники начнут его даже раздражать, особенно если будут при нем судить о Франции. О любимой Франции, о милой Франции. Русские же смотрели на него как на “француза”, “европейца”, “парижского мальчика” без “капли русского духа”. Он мог быть им интересен (особенно девочкам), но они не считали его своим. Об ассимиляции не было и речи.
“Париж будит меня…”
“Париж будит меня…”
“Нации чужды друг другу, как и люди, различные по характеру, возрасту, вере, нравам и потребностям. Они с любопытством и тревогой обмениваются взглядами, усмехаются, гримасничают, приходят в восторг от какой-то мелочи и стараются перенять ее, игнорируя целое, умирают от зависти или преисполняются презрением. И хотя иногда их желание общаться и прийти к взаимопониманию вполне искренно, но что-то не складывается, и неожиданно их контакты непременно прервутся. На каком-то уровне возникает совершенно непонятный предел для общения, столь длительный и глубокий, что его невозможно преодолеть”.802803