Не успеешь наладить такое доброе дело, как умирает престарелый служка синагоги Меерзон. Ему-то что, взял да умер, но кто же ему на саван соберет, кто погребальному братству заплатит? А извольте-ка ложится в сырую землю без савана. На саван же – до сих что-то не слыхать, чтобы были дешевые распродажи, – значит вновь собирай, да вновь надоедай. Такое было до.... А после так называемой «великой войны» началось прямо непосильное, непонятное. В мировом уже масштабе уже ударило в набат разлитое по лицу Европы горе, ибо этот Богом избранный, непоседливый такой, неспокойный народ, тоже густо побежал, по всему миру разошелся он, и, увы, организовано, – и как назло, точно по уговору, стали они, соплеменники Воробейчика, тихо, каждый по-своему, в своей меблированной комнатушке, уже без протеста, умирать, кто с голоду, а кто – а этих больше всего – от какой-то странной болезни, от горя…

Нет, хлопот было достаточно с ними, и Воробейчик имел основание быть недовольным своими соплеменниками.

Когда-то, до войны, Воробейчик имел не в каком-нибудь селе, а в самой Виннице собственный мануфактурный магазин, и товаров тут было не меньше чем на 8 или 10 тысяч рублей. И Воробейчику тогда нравилось быть избираемым на разные почетные должности, и в синагогу, и в третейские судьи, и, если у кого семейная жизнь не клеилась, то и тут только одному Воробейчику удавалось мирить, налаживать и при обряде обрезания первенца на руках держать…

Особенно же дорожил Иосиф Воробейчик почетным званием ходатая и заступника перед самим исправником за штрафование евреев. А в Виннице, где керосиновые фонари тушились уже в 9 вечера, мужья не только самым добросовестным образом исполняли свои супружеские обязанности, но также еще старательно помогали не своим женам по хозяйству, особенно по пятницам накануне субботы. В такую пятницу наберется в каждой благочестивой еврейской семье столько мусору, перьев от общипанной курицы, отбросов от потрохов и картошки, что у местных еврейских аристократов, субботы не признававших, не наберется и за неделю. Пятница – это не какой-нибудь четверг, по пятницам сразу готовится на два дня, чтобы огня в субботу в Виннице не разводить.

А мужья по пятницам именно не зевали, женам по хозяйству помогали, но именно тем, чтобы хозяйские отбросы во двор, в укромное место, относить, мужья поглянут одним глазом вправо, другим влево, – нет ли поблизости городового, ну и давай выливать прямо на пыльную немощеную улицу, перед самым своим же домом, да и у самих окон соседа. Соседи делали тоже самое. И все они одинаково логично рассуждали: «Подумаешь, добро какое… И пыли меньше, и корму разгулявшейся скотине…» Так орошались по пятницам Столярная улица Винницы, чего нельзя сказать про Киевскую, где проживал сам исправник.